придется всего лишь проследить за множеством героических фигур, проходящих классические стадии универсального приключения, для того чтобы снова увидеть то, что всегда было дано в откровении. Это поможет нам осознать не только значение этих образов для современной жизни, но и единство человеческого духа в его стремлениях и превратностях, в его силе и мудрости.
На следующих страницах в форме одного собирательного приключения будут представлены сказания о целом ряде мировых судьбоносных символов
Возвращение и воссоединение с обществом, которое необходимо для постоянного возобновления духовной энергии мира и, с точки зрения общества, является оправданием длительного отшельничества, для самого героя может оказаться наиболее трудным испытанием. Ибо когда он, подобно Будде, преодолев все трудности, приходит к полной гармонии абсолютного просветления, появляется опасность, что блаженство этого состояния может стереть всю его память о горестях мира, весь его интерес к нему и его упованиям; или же задача разъяснения пути к просветлению людям, обремененным житейскими проблемами, может просто показаться ему слишком сложной. С другой стороны, если герой вместо того, чтобы пройти все предварительные испытания, подобно Прометею, просто устремляется к цели и овладевает (силой, хитростью или благодаря удаче) благом, предназначающимся миру, то силы, которые он вывел из равновесия, могут прийти в такое возмущение, что он будет уничтожен как извне, так и изнутри — распят, подобно Прометею, на скале своего собственного бессознательного, которое он хотел обойти безнаказанно. Или еще, герой благополучно и с готовностью возвращается в мир и встречается с полным непониманием и равнодушием со стороны тех, кому он пришел помочь, и его деяния терпят крах. Обсуждение возможного исхода героической авантюры представлено в третьей из нижеследующих глав под шестью подзаголовками: (1) «Отказ от возвращения», или отвержение мира; (2) «Чудесное избавление», или побег Прометея; (3) «Спасение извне»; (4) «Пересечение порога, ведущего в мир повседневности», или возвращение в мир повседневности; (5) «Властелин двух миров»; (6) «Свобода жить», характер и функция предельного блага[42].
Собирательный герой мономифа являет себя как исключительно одаренный персонаж. Зачастую он бывает чтим своим сообществом, зачастую — непризнан или даже презираем. Ему или миру, в котором он живет, или им вместе недостает чего — то символического. В сказках это может быть нечто настолько незначительное, как, например, отсутствие золотого колечка, тогда как в апокалипсической картине речь идет об ущербности физической или духовной жизни всей земли и всего человечества, превратившейся или находящейся на грани превращения в руины.
Как правило, герой сказки добивается локальной, в пределах своего микрокосма победы, а герой мифа — всемирно — исторического, макрокосмического триумфа. В то время как первый — младший или презираемый ребенок, который становится обладателем необычайных способностей — одерживает победу над своими личными притеснителями, последний в результате своего приключения добывает средство для возрождения своего общества в целом. Родовые или локальные герои — такие как китайский император Хуан Ди, Моисей или Тецкатлипока у ацтеков — передают обретенное ими благо одному единственному народу; всеобщие герои — Магомет, Иисус, Гаутама Будда — несут свое послание всему миру.
Независимо от того, смешон наш герой или преисполнен величия, грек он или варвар, еврей или нееврей — его приключение незначительно отклоняется от общего плана. Народные сказки изображают героическое деяние как вполне материальное; высоко развитые религии представляют свершение как духовное; несмотря на это, в морфологии приключения, действующих персонажах и одерживаемых победах обнаруживается удивительно мало различий. Если тот или иной основной элемент архетипной схемы в данной сказке, легенде, ритуале или мифе опущен, он обязательно тем или иным образом подразумевается — а само опущение, как мы вскоре это увидим, может очень многое рассказать нам об истории и патологии данного примера.
Часть II, «Космогонический цикл», разворачивает перед нами великое видение сотворения и гибели мира, ниспосланное как откровение герою в ознаменование успешного осуществления его задачи. Глава I,
В священных писаниях всех континентов космогонический цикл представлен с удивительным постоянством[43], и это придает приключению героя новый интересный оборот; ибо теперь оказывается, что его рискованное предприятие было делом не нового обретения, а обретения утраченного, не первооткрытия, а открытия заново. Искомые и с риском завоеванные божественные силы раскрываются перед нами как изначально существующие в сердце героя. Он «царский сын», узнавший, кто он есть на самом деле, и вместе с этим ставший хозяином присущей ему силы — «Божьим сыном», постигшим всю полноту смысла этого титула. С этой точки зрения, герой символизирует тот созидательный и искупительный образ, который скрывается внутри каждого из нас и лишь ожидает, когда его познают и воплотят в жизнь.
«Ибо Единое, ставшее многим, остается Единым и неделимым, но в каждой части своей есть весь Христос», — читаем мы в писаниях Святого Симеона младшего (949 — 1022 н. э.). «Я увидел Его в своем доме, — продолжает святой. — Он появился неожиданно среди всех этих повседневных вещей и стал невыразимо соединенным и слитым со мною и вошел в меня, как будто между нами ничего не было, как огонь в железо и свет в стекло. И Он сделал меня подобным огню и свету. И я стал тем, что я видел прежде и созерцал издалека. Я не знаю, как мне передать вам это чудо… Я человек по природе и Бог по милости Господней»[44].
Подобное видение описывается и в апокрифическом Евангелии Евы. «Я стояла на высокой горе и увидела огромного мужчину и другого — карлика; и я услышала как бы глас грома и подошла ближе, чтобы слышать; и Он заговорил ко мне и сказал: Я есть ты, и ты есть Я; и где бы ты ни была, там есть и Я.
Я рассеян во всем, и когда бы ты ни пожелала, ты вбираешь Меня, и, вбирая Меня, ты вбираешь Себя»[45].
Таким образом, оба — герой и его предельный бог, взыскующий и взыскуемый — понимаются как внешняя и внутренняя стороны одной, самое себя отображающей тайны, которая тождественна мистерии явленного мира. Великий подвиг великого героя заключается в том, чтобы показать это единство во множественности, а затем рассказать об этом другим.
4. Центр Мироздания
Следствием успешного завершения приключения героя является высвобождение и вливание в мир потока жизни. Чудо этого потока может быть представлено в физическом смысле как циркуляция живительной субстанции, динамически — как поток энергии, а духовно — как проявление высшей благости. Такие представления легко сменяют друг друга, отображая три степени сгущения одной жизненной силы.