помощи. Но когда перспектива смещается, фокусируясь на живых существах, когда панорама космоса и природного мира представляется с точки зрения персонажей, которым предназначено обитать в этом мире, тогда внезапная трансформация погружает космическую сцену во мрак. Формы мира не представляются более движущимися «по образу и подобию» живых, растущих, подчиняющихся гармонии вещей, но застывают недвижно, или, по крайней мере, впадают в инертность. Сами подмостки вселенской сцены, опоры мироздания перестраиваются, подгоняются и втискиваются в новые жесткие формы Земля рождает терние и чертополох; человек ест хлеб свой в поте лица своего.[5]
Поэтому, перед нами два вида мифов. Согласно одним — демиургические силы продолжают действовать сами; согласно вторым — они теряют инициативу и даже противостоят дальнейшему прогрессу в движении космогонического круга Противостояние, представленное в этой последней форме мифа, начинается иной раз еще на стадии длящейся тьмы изначального творяще — порождающего объятия космических родителей. Предоставим маори ввести нас в эту жутковатую тему:
Ранги (Небо) лежал так плотно прижавшись к животу Папа (Мать Земля), что дети не могли вырваться из утробы на волю. «Они пребывали в неустойчивом состоянии, плавая в мире тьмы, а выглядело это так: некоторые ползали. некоторые стояли с руками, поднятыми вверх… некоторые лежали на боку… некоторые на спине, некоторые согнувшись, некоторые нагнув свою голову, некоторые — с ногами, вытянутыми вверх… некоторые стояли на коленях. некоторые — ощупывая сгустившуюся вокруг них тьму… Все они находились внутри объятий Ранги и Папа…
Наконец, существа, порожденные Небом и Землей, изнуренные постоянной тьмой, посоветовались между собой, говоря: ‘Давайте решим, что можно сделать с Ранги и Папа, — или же мы убьем их, или же разведем их порознь’. Тогда заговорил Ту — матауенга, первый из детей Неба и Земли: ‘Лучше давайте убьем их’.
Затем заговорил Тане — махута, отец лесов и созданий, обитающих в них, а также тех, что сделаны из дерева: ‘Нет, не так. Лучше развести их порознь, и пусть небо стоит над нами, а земля лежит под нашими ногами. Пусть небо будет отдалено от нас, а земля останется тесно связанной с нами как кормящая мать’.
Рис. 14 Отделение Неба от Земли
Один за другим братья — боги пытались развести небо и землю, но напрасно Наконец, сам Тане — махута, отец лесов и созданий, обитающих в них, а также тех, что сделаны из дерева, успешно справился с титаническим замыслом. «Его голова теперь твердо упиралась в землю — мать, свои ноги он вытянул вверх, упираясь ими в небо — отца, затем он напряг свою спину и огромным усилием разделил их. Теперь разделенные Ранги и Папа с криками и стенаниями запричитали: ‘Почему вы совершаете столь ужасное преступление, разделяя нас, ваших родителей, и убивая нас?’ Но Тане — махута не останавливался, не внимая их стонам и крикам; все дальше и дальше вниз толкал он землю, все дальше и дальше вверх толкал он небо…»[43].
В том виде, как ее представляли древние греки, эта история изложена Гесиодом в его описании отделения Урана (Отца — Неба) от Геи (Матери — Земли). Согласно этому варианту, титан Хронос оскопил своего отца серпом и таким образом убрал его со своей дороги[44]. В египетской иконографии расположение космической четы обратное: небо является матерью, отец же воплощает жизненные силы земли[45]; но мифологический шаблон не меняется: двое разлучаются своим дитям, богом воздуха Шу. И снова все тот же образ приходит к нам из древнего клинописного текста шумеров, датированного III или IV тысячелетием до н. э. Вначале был первичный океан; первичный океан порождает космическую гору, которая состоит из слитых воедино неба и земли; Ан (Небо — Отец) и Ки (Земля — Мать) породили Энлиля (Бога Воздуха), который вскоре отделил Ан от Ки и затем сам соединился со своей матерью, породив человечество[46].
Но если эти поступки отчаявшихся детей и представляются насилием, они — просто ничто по сравнению с тотальной расправой над родительской силой, которую мы обнаруживаем в исландской
Согласно
Иней таял и капал, и из него конденсировалась корова, Аудум — ла. Из ее вымени текли четыре потока молока, которые питали жизнь Имира. Корова же питалась тем, что лизала соленые ледяные глыбы. Вечером первого дня из глыбы, которую она лизала, появились волосы человека; на второй день — голова человека; на третий появился весь человек, и имя его было Бури. Далее, у Бури был сын (мать неизвестна), названный Борр, который женился на одной из гигантских дочерей тех творений, которые вышли из Имира. Она родила тройню Один, Вили и Be, и они зарезали спящего Имира и разделили его тело на куски.
В вавилонской версии героем является Мардук, Бог — солнце; жертвой — Тиамат, ужасная, драконоподобная, сопровождаемая стаей демонов — женская персонификация изначальной бездны хаос как мать богов, но теперь, несущая в себе угрозу миру. С луком и трезубцем, посохом и сетью, с конвоем боевых ветров, бог поднимается в своей колеснице. Четверка лошадей, готовых растоптать всякого, кто угодит им под ноги, покрыты клочьями пены.
