Тысячеликий герой

Корни персидской мифологии уходят к общей индо — европейской основе, которая распространилась из Арало — Каспийских степей в Индию и Иран, а также в Европу. Основные божества Авесты — самых ранних священных писаний персов — очень близко соответствуют таковым самых ранних индусских текстов. Но в новых регионах распространения образовавшиеся две ветви формировались уже под совершенно различным влиянием: ведическая традиция постепенно подчинялась воздействию индийских дравидов, а персидская — шумеро — вавилонской традиции.

В начале I тысячелетия до Р.Х. персидская вера была коренным образом пересмотрена пророком Заратуштрой (Зороастром) в соответствии со строгим дуализмом принципов добра и зла, света и тьмы, ангелов и дьяволов. Этот перелом глубоко повлиял не только на персидское, но и на подчиненные иудейские верования, а через них (столетия спустя) — на христианство. Произошел радикальный отход от более распространенных мифологических интерпретаций добра и зла как следствий, проистекающих от единого источника бытия, который будучи выше любых противоположностей, объединяет их в себе.

В 642 г.н. э. Персию наводнили фанатические приверженцы Магомета. Тех, кто не принимал новой веры, убивали. Оставшиеся в живых нашли прибежище в Индии, где они сохранились по настоящее, время как парсы («персы») Бомбея. Однако примерно три столетия спустя произошла магоме — тано — персидская литературная «Реставрация». Великими именами этого периода являются: Фирдоуси (940 — 1020?), Омар Хайям (?—123?), Низами (1140–1203), Джалаледдин Руми (1207–1273), Саади (1184? — 1291), Хафиз (?— 1389?) и Джами (1414–1492). Шах — наме Фирдоуси («Эпос Царей») является пересказом в простой и возвышенной повествовательной стихотворной форме истории древней Персии до магометанского господства.

30. Opler, op.cit., pp.133–134.

31. См.: Nivedita and Coomaraswamy, op.cit., pp.236–237.

32. Coomaraswamy, Hinduism and Buddhism, pp.6–7.

33. От Матфея, 10:34–37.

34. Бхагавад — гита, 18:51–53.

35. Антифоны монахинь при их освящении как Невест Иисуса; из Католического Архиерейского Обрядника. См.: The Soul Afire, pp.289–292.

36. Ginzberg, op.cit., Vol.1, pp.305–306.

37. Wilhelm Stekel, Die Sprache des Traumes, № 421. Смерть здесь появляется, как отмечает доктор Штекель, в четырех символах: старый скрипач, косоглазый скрипач, старуха и молодой крестьянин (крестьянин является Сеятелем и Жнецом).

38. Bernardino de Sahagun, Historia General de las Cosas de Nueva Espana (Mexico, 1829), Lib.III, Cap.xii — xiv.

39. Thomas A.Joyce, Mexican Archaeology (London, 1914), p.46.

40. «Tain bo Regamna», ed. by Stokes and Windisch, Irische Texte (zweite Serie, Heft.2; Leipzig, 1887), pp.241–254. См. также: Hull, op.cit., pp.103–107.

41. Parsons, op.cit., pp.194–195.

42. Tathagata: «достигший или пребывающий (gata) в таком состоянии (tatha)», то есть, Просветленный, Будда.

43. Buddhism in Translations (Harvard Oriental Series, 3), Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1896, pp.95 — 110.

Сравните со стадиями космической эманации, ее.260–263.

ГЛАВА IV. РАСТВОРЕНИЕ

1. Конец микрокосма

Могущественный герой, обладающий удивительными силами — способный одним пальцем поднять гору и преисполненный устрашающей вселенской славы — это каждый из нас: не наша физическая самость, видимая в зеркале, а царь внутри нас. Кришна провозглашает: «Я есть Параматма, о Арджуна, пребывающая в сердцах всех живых существ, Я — их начало, середина и конец». [1] Именно в этом заключается суть молитв за умерших, в момент растворения личности — индивид должен теперь вернуться к своему первоначальному знанию созидающего мир бога, который, покуда длилась жизнь индивида, отражался в его сердце.

«Когда истощается это [тело], истощается от старости или болезни, то подобно тому, как освобождается от уз [плод] манго, или удумбары, или пиппалы, так и этот пуруша, освободившись от этих членов, снова спешит, как он шел [назад] к месту [новой] жизни.

Подобно тому как надзиратели, судьи, возницы, деревенские старосты поджидают приходящего царя с едой, питьем, ночлегом, [говоря]: ‘Вот приходит Брахман, вот он приближается! Вот приходит Брахман, вот он приближается!’»[2].

Эта идея уже провозглашалась в Погребальных текстах древнего Египта, где умерший поет о себе как о едином с Богом:

Я — Атум, Я тот, кто был один;
Я — Ра в первом его явлении
Я — Великий Бог, сам себя породивший,
Который дал себе имена, владыка богов,
Которому нет равных среди богов.
Я был вчера, я знаю завтра.
Когда я молвил, появилось поле битвы богов.
Я знаю имя того Великого Бога, что внутри.
«Хвала Ра» его имя.
Я тот великий Феникс, что в Гелиополе[3].

Но, как и в случае смерти Будды, способность человека пройти в обратном порядке весь путь через эпохи эманации зависит от его характера, каким он был при жизни. Мифы рассказывают об опасном путешествии души со множеством препятствий, которые необходимо преодолеть. Эскимосы Гренландии перечисляют кипящий котел, кости таза, большую горящую лампу, стражей — чудовищ и две скалы, которые сталкиваются друг с другом, а потом вновь расходятся[4]. Такие элементы являются стандартными чертами мирового фольклора и героической легенды. Мы обсуждали их выше в наших главах из части «Приключение героя». Они получили самое детальное и существенное развитие в мифологии последнего странствия души.

Молитва ацтеков, которую следует произносить у смертного одра, предупреждает уходящего в мир иной об опасностях на обратном пути к богу мертвых, скелету Тцонтемоку, «тому, у Кого Выпадают Волосы». «Дорогое дитя! Ты прошел чрез муки этой жизни и пережил их. Теперь наш Бог изволил забрать тебя. Ибо мы не вечно наслаждаемся этим миром, а лишь краткий миг; мы вступаем в жизнь, выйдя из тени, чтобы погреться в лучах солнца И Бог даровал нам благословение знать друг друга и говорить друг с другом в этом бытии; но сейчас, в этот миг, бог, которого зовут Миктлантекульти, или Акультна — хуакатль, или же Тцонтемок, и богиня, известная как Микте — касихуатль, забрали тебя. Ты предстанешь пред Его престолом; ибо все мы должны будем отправиться туда: это место предопределено всем нам, и оно безбрежно.

Мы не должны больше вспоминать тебя. Ты будешь обитать в самом темном из мест, где нет ни