порубить печенные на огне овощи, добавить к ним головку шинкованного репчатого лука и свежей зелени сколько не жалко, посолить и размешать. Все! Вкуснотень получилась неимоверная.
Потом мы ели, ели и остановиться не могли. Сначала мы ели мясо, потом мы ели салат, потом мы снова ели мясо, потом сыра много-много поели и бастурмы поели столько, что пропахли ею с ног до головы. Потом мы ели торт, потом — конфеты, потом выцыганили у мамы по глоточку кофе и таки решили, что кофе — это жуткая дрянь. Потом мы взяли ракетки, чтобы поиграть в бадминтон, но почему-то снова расселись вокруг стола и, хоть кушать уже не могли, но сидели, выпучившись на яства, и сдвинуться с места были не в силах.
— Бедные дети, — вздыхала мама, — вы не волнуйтесь, мы всю еду вам оставим, а на той неделе приедем еще.
— Ага, — кивали мы, но не отходили от стола.
— Хотите, поедем домой? Бог с ним, с этим лагерем? — заплакала мама.
— Не хотим, нам здесь нравится.
— Мам, они узе совсем сиротиночки, вот и хотят остаться тут, — покачала головой Гаянэ.
А поздно вечером лагерь подсчитывал потери. Из девяноста восьми детей тринадцать укатили домой и еще восемь скулили вслед уехавшим родителям, отказываясь возвращаться в комнаты. Зато наш отряд не дрогнул и остался в полном составе. Еды было много, дня на три-четыре. Тетя Лина выделила каждому домику закут в кухонном холодильнике, мы сложили наши припасы в один большой пакет, прикрепили грозную записку: «Третий отряд, девочки. Не трогать!» — и торжественно убрали в холодильник.
Взрослая жизнь в «Колагире» продолжалась.
ГЛАВА 18
Манюня отдыхает в пионерлагере «Колагир», или «Зарница»
— Девочки, просыпаемся! Быстренько одеваемся и выбегаем на плац. У нас беда!
Мы ссыпались с кроватей и стали лихорадочно выпутываться из пододеяльников. Товарищ Маргарита маячила на пороге, вся из себя тревожная, волосы торчком, никакой тебе прически под Мирей Матье, никакой сумочки через плечо.
— А что случилось? — недоумевали мы.
— На разговоры нет времени. Надеваем обязательно брюки и свитера, погода сегодня пасмурная. У кого дождевики — берите с собой дождевики. И бегом на плац, там все узнаете!
— Почему горн не продудел? — скакала на одной ножке Манька, пытаясь второй попасть в убегающую брючину.
— А и верно, — встрепенулись мы, — где Славик? Но товарищ Маргарита не стала ничего объяснять.
Она строго проследила, чтобы все оделись теплее, выставила нас из домика и заперла дверь на ключ.
Мы припустили к плацу. Впереди бежала Каринка. Сестра страсть как любила всякие приключения и, если где-то случалось что-то из ряда вон выходящее, первой оказывалась на месте происшествия. И первой же потом приносила дурные вести домой.
— Мам, — колотилась она спиной в дверь, — мам, открой! Ты знаешь, что случилось у Софы Симонян?
— Опять принесла вести с Черного моря? — открывала дверь мама. Плохие новости у нас называют вестями с Черного моря, видимо, потому, что черное у людей ассоциируется с трауром и печалью.
— Ага, — соглашалась Каринка, — совсем с Черного моря, чернее некуда! У Софы засорилась канализация! И теперь весь подъезд бегает в туалет на автовокзал. Ну, или к соседям, у кого не занято. А все почему? (Глаза врастопыр.)
— Почему?
— А все потому, что брат Софы засунул что-то в унитаз. Только не признается, что. Вот дурак!
— Действительно дурак. — И мама не мигая глядела на Каринку.
— А чего ты смотришь так? — ерзала сестра. — Я в унитаз ничего засовывать не собираюсь. Вон, Манька половник туда засунула. И чем это закончилось?
— Вот и не забывай, чем это закончилось, — говорила мама.
Весть с Черного моря не заставила себя долго ждать. Можно даже сказать — она дала о себе знать сразу, как только мы появились на плацу. Количество детей и вожатых в лагере резко сократилось — отсутствовали первый и второй отряды, и не было товарищ Торгома и товарищ Карена.
— А где остальные ребята? — недоумевали мы.
— Ничего не знаем, сейчас Гарегин Сергеевич нам все объяснит, — разводили руками вожатые.
И тут на плац вышел Гарегин Сергеевич собственной персоной. Мы дружно ахнули — начальник лагеря выглядел прямо-таки зловеще: отсвечивающий синевой гладковыбритый анфас, пятнистая военная форма, брови вразлет, глаза грозно присобраны вокруг переносицы.
— Пионеры! — прогремел Гарегин Сергеевич.
— Эры… эры… эры… — услужливо отозвалось эхо.
— Карр-карр-каррр! — взмыли вверх несколько всполошенных ворон.
Под ногами заплясал ветер, заморосил мелкий дождь.
— Пионеры! — еще раз прогремел Гарегин Сергеевич.
Пионеры подобрали гузки, втянули животы и превратились в слух.
— Ночью, пока все спали, в лагерь пробрался коварный враг. Он взял в плен старшие отряды и некоторых вожатых, которые оказывали героическое сопротивление, защищая ребят!
Здесь Гарегин Сергеевич сделал душегубскую театральную паузу, набрал полные мехи воздуха и исторг из себя исполненный муки вопль:
— И увел их в лес!!!
— Ооооо, — выдохнули мы.
— Их уже казнили? — крикнул кто-то. Все вытянули шеи посмотреть, кому хватило смелости такое выговорить. Смелости хватило звеньевому пятого отряда Гарику. У Гарика от торжественности момента дрожал голос и нос пузырился соплями, отливающими всевозможными оттенками желтого и зеленого.
— Кого казнили? — растерялся Гарегин Сергеевич.
— Наших вожатых!
— Не знаю, может, и казнили.
— Ыааа, — заголосили несколько особенно впечатлительных девочек.
— Нет! — спохватился Гарегин Сергеевич. — Конечно же, они еще не успели никого казнить. Сначала пленных будут допрашивать, чтобы выпытать все наши военные тайны. И только потом казнят. Поэтому нам нужно успеть их освободить как можно скорее.
— А как мы их найдем?
— Вы забыли, что речь идет о настоящих пионерах и советских отчаянных ребятах?! — Гарегин Сергеевич немилосердно чеканил шаг вдоль наших рядов, скрип его отливающих северным сиянием ботинок вызывал лавины в горах и контузил на лету птиц. — Я уверен, что НАШИ ребята, пока их вели по лесу под дулами автоматов, исхитрились оставить нам какие-нибудь записки, чтобы мы знали, в каком направлении двигаться.
— А где они бумагу в лесу нашли, чтобы записки писать? — насторожились мы.
— Не знаю, — смешался Гарегин Сергеевич, — когда их спасем, заодно и спросим. А теперь у нас ровно пять минут на завтрак. Пионеры! (Эры… эры… эры…) Вся надежда на вас!
Пока ошарашенные чудовищным происшествием пионеры безропотно подъедали гречневую кашу и запивали несладким чаем окаменелости, условно называемые печеньем «Юбилейное», медсестра товарищ Алина собрала в дорогу большую санитарную сумку с красным крестом на боку.
