Нет в жизни справедливости!
Она, наверное, имела в виду, что красивые мужья всегда достаются другим. Когда-то и я думала точно так же! Гости потянулись к столу, и тут появилась Джилл – лицо как сморщенный кулачок. Даже не оглянувшись на нас, она устремилась к лестнице.
– Бен, я за ней! Если обо мне спросят, скажи, что я решила укоротить платье.
– Скорее возвращайся, Элли! – Потрясающе! Точь-в-точь нетерпеливый муж из «Пылких объятий любви». Все смотрели на нас. – Помни, теперь на твоих плечах лежат обязанности жены!
Глаза Бена засверкали, как темные изумруды, челюсти мужественно сжались… До чего ж трудно оторваться от него! Но мы с Джилл вековечные подруги…
Я заглянула в несколько спален, но не обнаружила ни Джилл, ни Фредди. Зато нашла дядю Мориса и леди Пеструшку – не буду рассказывать, в каком виде. В ванной я застала даму в лиловом шелке, которая изучала содержимое аптечки, обращаясь к другой гостье, сидевшей на крышке унитаза:
– Я пришла только ради малюсенькой надежды поглазеть на наших нелюдимых знаменитостей. Конечно, я знала, что Эдвин Дигби не появляется на праздниках, а Добрую Надежду и вовсе никто в глаза не видал, но на доктора Бордо я все же рассчитывала. Он так красив… этакой измученной красотой. Ну да ладно, я ничуть не жалею, что поддалась на твои уговоры. Здесь было на что посмотреть. Только не говори, что его родители просто не смогли приехать, так не бывает… – Заметив меня через полуоткрытую дверь, дамы онемели и смущенно затеребили брошки с маленькими дроздами на золотистой ветке.
Джилл нашлась за дверью спальни на четвертом этаже. Она стояла на голове. Ее широко распахнутые глаза привели меня в замешательство – трудно беседовать, глядя в перевернутое лицо.
– Что уставилась? – буркнула Джилл. – Я медитирую. Оставь меня в покое.
Я вздохнула и уселась на кровать.
– Догадываюсь, в чем дело: Фредди сделал тебе предложение, а ты отказала, когда увидела его родителей в действии. Еще бы… – Тут я смолкла. Если бы Джилл действительно любила Фредди, она махнула бы рукой на амуры дядюшки Мориса и клептоманию тетушки Лулу.
– Фредди не делал мне предложения. Он объявил, что хочет со мной сожительствовать. Но, Элли, это ведь так банально! А что касается его родителей, то меня их пример вдохновляет. Если эти двое смогли прожить вместе тридцать лет, значит, брак – не пустое дело… А теперь убирайся! Твоя счастливая физиономия действует на меня угнетающе.
– Хорошо, Джилл.
Я отправилась на поиски Фредди, чтобы свернуть ему шею.
Должно быть, мой драгоценный кузен прятался под кроватью, поскольку на глаза мне он так и не попался. Я уже собиралась спуститься вниз, когда услышала музыку. Кто-то играл Моцарта на клавесине. Слегка устыдившись, я бросилась к кладовке. Фредди много лет твердил, что он гений по части музыки, а я не хотела принимать его всерьез. О, что За музыка! Парящие, чистейшие звуки! Распахнув дверь, я собиралась вознести кузена до небес. То обстоятельство, что мне медведь на ухо наступил, меня не смущало.
За клавесином сидела мисс Шип. Пальцы ее порхали над клавишами, плечи еще больше ссутулились, маргаритки выпали из волос, но – чудо! – мисс Шип похорошела! Лицо разрумянилось, темные глаза сияли. Она увидела меня, костлявые пальцы замерли, и органистка снова обратилась в дурнушку.
– Миссис Хаскелл! – Мисс Шип резко вскочила, сделала свой странный книксен и воровато оглядела комнату: стул со сломанным сиденьем и раскладушку, заваленную старыми одеялами. – О, примите мои глубочайшие извинения, миссис Хаскелл! Прибрав пальто, я собиралась вернуться, но вы упомянули этот драгоценный инструмент, – она почтительно коснулась клавиш, – и я не смогла удержаться от искушения. Взглянула одним глазком – и была покорена!
– Я счастлива, что вы нашли клавесин. Вы прекрасно играете.
Говорила я искренне, и если мой голос звучал странно, то только потому, что я заметила, как одеяла шевельнулись. Это был определенно не Тобиас, кот заявился следом за мной и теперь терся о мои ноги. И не Фредди: из-под одеяла сверкнула лысина. Чья? Вспомнила! Внезапно мисс Шип взвизгнула, а Тобиас рванулся вперед, нацелившись на какую-то штуковину, валявшуюся на полу и смахивавшую на черную каракулевую шапку. Органистка схватила меня за руку.
– Простите, миссис Хаскелл, но я так боюсь кошек! Давайте уйдем отсюда!
Меня не надо было просить дважды. Не хватало только, чтобы пьяный бармен проснулся и вскочил со своего лежбища, напугав гостью до смерти. Да и время поджимало. Нужно еще отыскать Фредди и помочь Бену разрезать свадебный торт, а потом кинуться в спальню, сбросить подвенечное платье, схватить чемодан под мышку и отправиться в свадебное путешествие! Я, Элли Саймонс – пардон, Хаскелл! – наконец-то стояла на пороге своей самой прекрасной мечты, в отличие от героини дамских романов, жизнь которой упирается в слово «конец». Сердце мое забилось так сильно, что, когда мы спускались по лестнице, я не слышала голоса мисс Шип. Однако ничто не могло заглушить гомон и музыку внизу.
И тут я увидела такое, от чего сердце мое и вовсе остановилось на миг: в холле Бен разговаривал с человеком в форме.
Полиция!
Бен оглянулся и заметил меня.
– Элли, ничего удивительного, что ты не смогла дозвониться Мамуле. Она уже три дня как пропала, – Бен говорил вполне будничным тоном.
Констебль – молодой, розовощекий и очень усердный – заглянул в свой блокнот.
– У меня тут записаны показания свидетелей. Некая миссис Бетти Лонг, проживающая в доме одиннадцать по Краун-стрит, Тоттенхэм, Лондон, утверждает, что встревожилась, когда утром в среду не увидела свою соседку, миссис Магдалину Хаскелл, которая в эту пору обычно уходит в церковь к утренней службе.
– К мессе, – поправил Бен, – моя мать – католичка.
– Я не хотел вас обидеть, сэр. – Констебль Бикер что-то нацарапал в блокноте и продолжил: – Вышепоименованная миссис Лонг утверждает также, что испугалась, когда заметила, что гардины в доме Хаскеллов задернуты в неурочное время дня.
– Бетти Лонг всегда совала нос не в свои дела. Кто-то вцепился мне в локоть – миссис Мэллой.
– Только не сейчас, прошу вас, – взмолилась я.
– Как вам будет угодно, мэ-э-эм, – надулась она, – но у меня вопрос жизни и смерти.
Констебль Бикер профессионально насторожился, а я взяла Бена за руку:
– Когда мистер Хаскелл заявил, что его жена пропала?
– В том-то и штука, мисс… то есть миссис… Он ничего не заявлял.
Миссис Мэллой сложила руки на груди.
– Хотите верьте, хотите нет, но я не для собственного удовольствия тут протираю каблуками дырки в паркете. Или вам неинтересно узнать, что молодой балбес забрался на башню и грозится сигануть вниз…
– Что?! – констебль рванулся к лестнице.
Ноги у меня сделались ватными, а Бен, казалось, вот-вот расхохочется. Танцоры замерли, но веселая музыка продолжала греметь на весь дом.
– И я говорю вам, как есть, мэм, – грудь миссис Мэллой высоко вздымалась, – я не белю потолки, не чищу канализацию и не смываю мозги с асфальта.
– Добрый вечер, миссис Соллоувей, я рада, что застала вас. Вы меня не знаете, но…
– Простите, не могли бы вы позвонить в другой раз?
– Понимаю. Но позвольте объяснить, я из Вдовьего Клуба, мне доверено стать вашей наперсницей в эти первые, самые трудные недели. Можно оставить вам номер моего телефона? Прошу вас, звоните мне в любое время дня и ночи, когда вам захочется поплакать или просто выговориться.
