коттедж, она же рискует пропустить первую улыбку малыша… первый шаг. Пришлось мне занять решительную позицию и твердо заявить, что в моем нынешнем состоянии мне не под силу превращать ее спальню в Мерлин-корте в святыню. Вышивание вязью на мемориальной тряпочке «Она покинула нас, но по-прежнему в наших сердцах» заняло бы целую вечность.
Теперь о старике Джонасе. Он тоже живет в доме – занимает отдельные апартаменты над конюшнями, куда и сбегает, стоит кому-нибудь из моих родственников заглянуть к чаю. Тобиас, который считается моим котом, так и норовит свалить вместе с ним. Обычно я нахожу обоих в кресле-качалке за чтением какого- нибудь глубокомысленного опуса, типа романа Стейнбека «О мышах и людях». У Джонаса имеется патентованное средство для повышения настроения: в минуты уныния он планирует в мельчайших деталях убийства тетушки Астрид, тетушки Лулу, дядюшки Мориса и прочих моих родственников. Во всем, что касается цветов, Джонасу нет равных. Его георгины – размером с чайные блюдца и невероятных оттенков. Я говорю себе (а иногда и ему), что он имеет полное право на все свои причуды и странности. Джонасу семьдесят с гаком, и для посторонних он – садовник, бессменно служащий в Мерлин-корте с незапамятных времен. Для нас же Джонас – наш добрый гений.
Впрочем, я отвлеклась.
Бен нетерпеливо поерзал на месте. Поднос с завтраком, который он водрузил на мой живот, накренился и пошатнулся, будто корабль в шторм.
– Элли, я говорю не о счете за электричество и не о сушилке для полотенец. Я пытаюсь рассказать тебе о письме из Америки.
Мои веки тяжелы, будто крышки рояля. Однако в главе первой «Вашей беременности» подчеркивается, что нельзя строить из себя инвалида.
– И от кого оно? – бормочу я.
Какого черта Бен продолжает таскать мне завтрак в постель? Я ведь умоляла его прекратить это баловство. Яйцо-пашот таращится на меня огромным глазом, подернутым катарактой. Несколько глотков чая, которые мне удалось проглотить, болтаются туда-сюда в пустом желудке. Джем? Да я его видеть не могу. Так, а что это так ловко припрятано под чайником? Конверт. Оживившись, я потянулась за ним. Письмо от Примулы Трамвелл – всегда радость. Вместе со своей сестрицей Гиацинтой Примула укрепляет мою веру в то, что зрелый возраст может стать самым интересным периодом в жизни. Эти две ужасно милые старые девы вполне успешно подвизаются на ниве частного сыска. Агентство «Цветы-детективы» пользуется доброй репутацией среди знающей публики.
– Извини, Бен, я не расслышала…
Его черные брови сдвинулись в одну линию.
– У меня пропал голос или ребенок давит на слуховой нерв?
– Ну что ты, еще нет и трех месяцев…
– В таком случае повторяю еще раз и с выражением: мне пишет секретарь Общества Кулинаров.
Я тотчас обратилась в само сочувствие.
– О, это случаем не одна из тех сдвинутых контор, что обещают проследить родословную вашей семьи за символическую плату в тысячу фунтов? Брось письмецо в мусорную корзину, милый! – Я поправила подушку.
– Элли…
– Нет, ты только послушай, Бен, что пишет Примула: «Элли, дорогая, мы с Гиацинтой передаем тебе наши самые наилучшие пожелания. Здесь, в „Кельях“, жизнь такая спокойная. Работы у нас, к сожалению, совсем мало. Наш дворецкий – начинавший карьеру, как тебе известно, вором-взломщиком – авторитетно заявляет, что преступления не приносят былых доходов…
– Значит, никто еще не подсыпал старушенциям отравы в нюхательную соль, – фыркнул Бен.
– Неужели обязательно употреблять слово „старушенции“? – тотчас взвилась я, на мгновении забыв о тошноте.
– А почему нет? Это статус, достичь которого хотелось бы большинству из нас. Ведь чтобы реализовать наши мечты, нужно время, а лично я, например, всегда мечтал…
– Дорогой, – замечаю я, – ты будешь очень тронут. Примула вложила в конверт одно старинное семейное средство, идеальное для человека в моем деликатном положении. Говорит, ему отдают предпочтение даже члены королевской фамилии при стрессах. И состоит, заметь, только из натуральных ингредиентов. Бен вымучил улыбку.
– Солнышко, ты любезно подвела нашу беседу вновь к теме Общества Кулинаров. Они, правда, не выкапывают генеалогические деревья, но в конечном итоге являются хранителями истории. – Он достал из конверта письмо и захрустел пергаментной бумагой. – Кулинары – это секретная организация шеф-поваров, преданных благородному делу розыска давно утерянных рецептов, имеющих большое культурное значение.
– Подумать только! – вздохнула я.
– Элли, мы же говорим не об утерянном рецепте пирога с вареньем тетушки Мэдди!
– Надеюсь, что нет! – Я опустила письмо Примулы на обложку „Беременности для начинающих“.
Кот Тобиас важно вышел из-за гардероба, я постаралась не встречаться с ним взглядом. Бен поудобнее устроился на моих ногах.
– Только лучшие из лучших принимаются в члены этой организации, да и то лишь после труднейших испытаний.
– Например?
– Дорогая моя, все это держится в строжайшей тайне. Члены общества дают клятву хранить молчание. А для тех, кто не прошел испытаний, распускать язык равносильно профессиональному самоубийству.
– Святые небеса! – Если это проклятое яйцо не прекратит на меня пялиться, придется ткнуть в него вилкой. А может, и нет. В моем мозгу возникло устрашающее видение вытекающей клейкой желтой жижи. – Другими словами, эти твои Кулинары – что-то вроде масонов, только с половниками? Со всякими там тайными рукопожатиями и условными подмигиваниями? Бен нежно погладил мое наивное чело.
– Это те самые люди, которые год назад объявили всему миру – всему думающему миру, Элли, – что они самолично отыскали рецепт порошкового говяжьего супа с овощами, автор которого – не кто иной, как… – Темно-бордовые занавески перестали колыхаться на ветерке, проникавшем через открытое окно; кот Тобиас, увлеченно бегавший за своим хвостом, замер как замороженный. – …Не кто иной, как Леонардо да Винчи! – Бен торжествующе уставился на меня.
– Батюшки! – выдохнула я. – А бедняжку-то списали со счетов, объявив средненьким художником, который по-дилетантски занимался авиацией, анатомией и так далее и тому подобное. – Я едва удержалась, чтобы не спросить, не будет ли этот суп выпущен под маркой „Окорочка Джоконды“. Мой любимый супруг был явно очарован этой сектой гурманов. – С чего это Кулинары тебе написали?
Бен поднялся. Кровать тотчас вздыбилась, грозя опрокинуться. Я ухватилась за край, и комната вновь обрела нормальные очертания. Супруг мой стоял перед зеркалом туалетного столика и внимательно разглядывал свое отражение. В глазах его плясали изумрудные искорки.
– Элли, вот в этих руках я держу, – он взглянул на свои руки так, будто они вынырнули неведомо откуда да приросли к его плечам без разрешения, – в этих самых руках я держу приглашение от Общества явиться для рассмотрения моей кандидатуры как Потенциального Члена. Я постаралась изобразить восхищение.
– У тебя нет слов, верно? Единственный вопрос не дает мне покоя: почему именно я? – Он принялся вышагивать перед мраморным камином, причем каждый четвертый шаг приходился на скрипящую половицу.
Я обожаю этого мужчину. Он мой рыцарь в сверкающих доспехах. Бен спас меня от участи, которая хуже смерти, – презрения тетушки Астрид, слабо замаскированного под жалость: бедняжка Элли, так и не вышла замуж! Но порой его мужское самодовольство, неумело замаскированное под самоуничижение, чуточку раздражает.
Бен прекратил расхаживать взад-вперед и одарил меня своей самой чарующей улыбкой.
– Трудно поверить, да? Меня! Сына скромного зеленщика!
Родитель Бена столь же скромный, как управляющий нефтяной скважиной. Будучи владельцем зеленной лавки, Папуля мнит себя фруктово-овощным магнатом.
– Подумать только, как обрадуется твоя мамочка! – восхитилась я.
