– А, это! – Он сердито надул и без того пухлые щеки. – Я уже сказал хозяйке, что я тут ни при чем, но всегда проще обвинить беззащитного ребенка. Я шел к маме в комнату, что-то ей рассказать хотел, как вдруг глянул вниз через перила и увидал призрак. Старая карга в длинном платье и черном чепчике с белыми кружавчиками. А самое странное, – Бинго облизнул губы, – заметив меня, она подняла вверх палец.
– Унылая дама, – прошептала я.
– Что-что?
– Женщина на портрете внизу. – Крайне осторожно (я всегда обращаюсь с детьми так, будто они бродячие собаки) я коснулась его плеча. – Ах ты, бедняжка! Кто-то, наверное, пошутил, а ты испугался.
Мальчишка покрепче прижал к себе полотенце.
– Ну вот, я и вскрикнул. Скорее даже, охнул. Уж конечно, не завизжал, как в кино по Стивену Кингу. Думаю, что визжала-то мисс Фейт – когда ей страшный сон привиделся.
– Ты просто гений! – Не сомневаясь, что Бинго не чает как от меня отделаться, я извинилась и шагнула в ванную комнату.
Прислонившись спиной к двери, сделала парочку тонизирующих вдохов, один из которых попал не в то горло. А что это за скребущий звук доносится из-за пластиковой занавески? Неужто сейчас, разрывая ткань, оттуда вынырнет нож? Я уже взялась за дверную ручку, когда раздалось жужжание – будто заработал электромиксер. Занавеска шевельнулась и… на край ванны вспрыгнул чертов голубь.
– Ах ты!.. – Отдернув занавеску, дабы убедиться, что голубок один, я уставилась на надпись. Огромные ядовито-зеленые буквы приветствовали меня с кафельной стенки:
Ага, вот, значит, почему Бинго тащил под мышкой полотенце? Чтобы спрятать свои маркеры. Неужели чудо-ребенок в душе подлый и злобный? Несколько секунд мы с голубком глазели друг на друга, затем я решительно отвернулась и открыла аптечный шкафчик. Сейчас, как никогда, мне необходимо было принять таблетку от тошноты. Я видела тут нужный пузырек, когда Мэри Фейт демонстрировала нам с Марджори Задсон дополнительные возможности аптечки.
Не знаю, зачем я это сделала. Может, хотела покрасоваться перед голубем? Вытащив дезодоранты и иже с ними, я нажала мини-кнопку над третьей полкой. Абракадабра! Да я волшебница хоть куда, не хуже графа! Итак, моим глазам предстал потайной зал заседаний. Тележка с кофейником и бумажными стаканчиками. Стол… а также деморализующе прекрасная Валисия Икс, увлеченно беседующая с Беном!
Сердце мое сжалось, но у меня хватило сил нажать левую кнопку – голос ненаглядного зазвучал так близко, будто он разговаривал со мной.
– Я узнал тебя, едва ты вошла в комнату, – сказал Бен.
– Серьезно? – Она отбросила со лба прядь тициановских волос. – И наверное, считал минуты до того момента, когда мы сможем поговорить наедине? – От ее заливистого смеха у меня в жилах застыла кровь. – Скажи-ка, Бен, а твоя жена ничего не подозревает?
Глава девятая
Поскольку деваться мне было больше некуда, я отправилась в ту ночь домой, в Сент-Джонс-Вуд, где прошло мое детство. Я всегда считала, что дом тот сильно смахивает на моего пузатого дядюшку Мориса – приземистый, окосевший, довольно обшарпанный под новым слоем краски, но все равно мнящий себя на голову выше соседей. Мы жили в квартирке на самой верхотуре, во времена социальной несправедливости там обитала прислуга. Любимая папина шутка состояла в том, что мы вот-вот переберемся в приличное жилье.
Сон мой вовсе не выглядел тусклым и размытым. Не было такого ощущения, будто вглядываешься в старую киноленту. Я словно действительно была там, карабкалась по деревянным ступенькам, крутым и скользким, как лед. Путаясь в подоле юбки, чувствовала запах сырых газет, полироли и рыбы. Перила под моей ладошкой были жесткими на ощупь. Все выше, выше, мимо квартиры номер пять, где жила старая миссис Банди. Ужасная тетка, вечно колошматила своей клюкой по потолку. Но случались у нее и просветления. Помню, как на мой седьмой день рождения миссис Банди разрешила мне погладить ее кошку Анджелу. А в другой раз украдкой сунула мне в портфель кулек фруктовой помадки, шепнув: 'Ни слова папочке'. Она, разумеется, имела в виду своего мистера Банди, а не моего отца.
Воздух становился все более разреженным. Выбившись из сил, я была вынуждена использовать перила в качестве буксировочного троса. Папе доставляло удовольствие повторять, что мы живем на галерке, в райке. Театральный сленг так и слетал с его губ. В юности он выступал на сцене. В эпизодических ролях. Солдатов там играл или полицейских. 'Мне платили за то, чтобы меня было видно, но не слышно', – говаривал папочка. Суровое испытание для человека, который искренне полагал, что Шекспир писал специально для него. А однажды, играя мертвеца в сцене раскурочивания могилы, он разразился пламенной речью и не сумел заткнуться, даже будучи пронзенным шпагой главного героя. Они с моей мамой- танцовщицей познакомились, когда вместе играли в 'Микадо'.
Она всегда была актрисой, моя мамочка. Стала ли роль матери для нее более реальной, чем Жизель, в честь которой она меня назвала? Дома ли она? Рука моя неожиданно налилась тяжестью. Я постучала в квартиру номер шесть. Дверь едва угадывалась под беспорядочно наклеенными театральными афишами. И я вдруг ужаснулась тому, что пришла сюда. Я совершила ошибку: здесь меня никто не ждал. Мама уже несколько лет как мертва, а где отец – одному богу ведомо. И никто из них не знаком ни с Беном, ни, если уж на то пошло, с миссис Бентли Хаскелл.
Отступать было поздно. Дверь медленно отворилась, и неясный голос позвал: 'Заходи, Элли, деточка'.
Гостиная выглядела в точности как в тот день, когда мы там поселились. Уютно захламленная и обставленная более чем оригинально. К примеру, бабушкины ходики стояли посреди комнаты, прямо на полу. А письменный стол был втиснут перед камином – будто на время, в ожидании передислокации на более подходящее место. С подсвечников свисали рождественские гирлянды прошлых лет. Ковер скатан в валик, а занавески сложены стопкой на подоконнике и ждут, когда их повесят. Когда, когда! Когда будет время. Вечно моим родителям не хватало времени, вечно они торопились… Вот и милая мама, бегом спускаясь по лестнице – не той, по которой я только что взбиралась, а по лестнице, ведущей на железнодорожную платформу, – упала и разбилась насмерть.
Для привидения мама выглядела чертовски здорово. И изменилась ничуть не больше, чем комната. Вот что значит умереть молодой. Странно подумать, но однажды, совсем скоро, я стану старше ее. Когда мне было шесть лет, именно я напоминала ей надеть шарф в непогоду. Даже грозилась пришить к ее перчаткам резиночку и продернуть в рукава, если она потеряет еще одну пару.
– Ну же, деточка, поди скорей, обними маму! – На ней одеяние из полупрозрачного муслина, напоминающее балетную пачку. Ну конечно – она же стоит у балетного станка! Папа соорудил эту штуковину специально для нее, но станок вечно перекособочивался. Я послала маме воздушный поцелуй. Она сделала 'ласточку' и неуверенно покачнулась на пуанте.
– Сто лет от тебя весточки не имела. – Она снова пошатнулась и согнула колено.
– С тобой не так легко связаться. – Я присела на краешек стула, заваленного бумагами. – Мам, нам надо поговорить.
– Всегда пожалуйста, моя малышка. – Она плавно повела правой рукой. – Так мило, что ты пришла. Твой отец вечно занят, даже и не вспомнит про меня. А люди по глупости считают, будто я стала смертельно скучной, с тех пор как убралась.
– Мама!
– А я даже мертвая живее многих из тех, кого знаю…
– Бога ради! – Я прижала ладони к вискам. – Ты совсем не изменилась! Все только о себе да о себе…
Мама закончила разминку, убрала руку с перекладины и прижала к своей изысканно тщедушной груди.
– Детка, у тебя проблемы с твоим красавчиком мужем?
Я шмыгнула носом.
– Наши отношения трещат по швам, мама, и я пришла к тебе, чтобы упрекнуть. Вырастила бы ты меня красивой, обаятельной и умной, Бен ни за что не переметнулся бы к другой женщине.
