– Но это же замечательно! – вырвалось у меня.
– Наверное, ты считаешь меня слабой и безвольной…
– Ну что вы! По-моему, вы поступаете как настоящая христианка!
– В моем решении совершенно не замешан никакой… – тут Мамуля прикрыла глаза, – никакой секс.
– Конечно, нет!
– Исааку надо вести дела в лавке, а мне – до скончания века вытирать пыль, так что, если мы хотим когда-нибудь выкроить время и снова навестить вас, нужно выезжать сегодня же вечером.
Лучше не бывает! По крайней мере, так мне казалось целых десять секунд. Магдалина спустила на пол пушистую парочку и собралась встать на ноги, но тут в кухню ворвался Джонас.
– А, Элли, ты вернулась! – Он нахмурился. – Я только что говорил по телефону с внучкой этой самой Беатрис Таффер. Мадам не то съела, не то выпила какую-то гадость и теперь почти помирает.
– Только не это! – слабо вскрикнула я, а Мамуля лишь беззвучно раскрыла рот.
– И в бреду все зовет Магдалину.
– Где Резвушка? Дома или в больнице?
– Пока что дома.
– Беатрис всегда опасалась больниц. – Мамуля кружила по кухне, все сужая круги и рискуя натолкнуться на саму себя. – Придется взять с собой Пусю. Малышка боится оставаться одна в грозу.
– Разумно ли это?
Я сорвала с вешалки плащ и укутала свекровь.
– Пуся никому не помешает. Она никогда не лает, если к ней не обращаются.
Джонас проводил нас во двор.
– Элли, я кой-чего забыл передать. Тут звонил полицейский, как раз перед этой сопливкой, и сказал, что приведет кого-то в участок на допрос, и чтоб ты знала…
Невероятно! Сержант Бриггс решил серьезно разобраться с моим заявлением! Хотя к чему все это, раз Резвушке уже не поможешь!
– Что там насчет полиции? – спросила Мамуля, труся рядом со мной под проливным дождем к машине. – Это не из-за того, что Бен подает мятный ликер с мороженым после установленного часа?
– Ну что вы, вовсе нет!
Я распахнула дверь машины. Магдалина обо что-то споткнулась я едва не упала.
– Святой Франциск!
Она выпустила Пусю из рук и воздела статуэтку над головой, словно факел. Святой Франциск, покрытый фосфором, полыхал зеленым пламенем. – Он нашелся! Это небо посылает нам добрый знак. Теперь Беатрис обязательно выздоровеет! Вот увидишь, Элли!
– Да-да!
– Элли, ты не думаешь, – тревожно спросила Мамуля, – что Бетти решила покуситься на собственную жизнь?.. Я ведь простила ее за ту прогулку с Исааком.
– Уверена, она не пыталась покончить с собой. Всю дорогу до дома Фриззи мы молчали.
Десять минут показались нам часом. Пуся тоже была задумчива и даже не тявкнула, когда ее вытащили из машины под дождь. Ливень утих, хотя тьма была по-прежнему хоть глаз коли – невозможно разглядеть, где кончалось небо и где начиналась крыша тафферовского дома. Ни единого огонька. Кроме рок-н-ролла, который несся из окна верхнего этажа, не слышно ни звука. Мне даже показалось, что в доме никого нет.
– Ты позвонила в дверь? – Мамуля прижимала Пусю к груди.
Я снова нажала на кнопку звонка.
– Почему никто не отвечает?
– Понятия не имею… – Голос у меня осип от страха.
Мне мерещилось, как вся семья Тафферов сгрудилась вокруг смертного ложа Резвушки. У меня помутилось в глазах. Понимая, что сейчас не время «сомлеть», как выражается миссис Мэллой, я заставила себя сделать глубокий вдох. Тут мы услышали шаги в глубине дома.
Магдалина удивилась не меньше меня, когда дверь нам открыла миссис Корнишон – в пальто и шляпке поверх бигуди.
– О, да это миссис Хаскелл! И ваша свекровь с вами! А я как раз собиралась уходить, когда услышала звонок. – Круглое лицо миссис Корнишон странно раскраснелось: наверное, от непривычно быстрой ходьбы. – Да разве из-за радио Доун что-нибудь услышишь? – Она отступила на полдюйма, пропуская нас в дом. – И собачку с собой привели? Очень мило.
– Мы пришли к моей подруге Беатрис, – вполне дружелюбно объяснила Магдалина.
– Ай-ай-ай! Столько проехать – и все напрасно!
– Вы хотите сказать?… – Пуся выпала из рук Мамули, и та даже не извинилась.
– Ее увезли минут пятнадцать назад. – Миссис Корнишон как-то гаденько улыбнулась. – И то сказать, она теперь там, где ей давно пора быть.
