– Что вы подразумеваете? – Я наткнулась на кожаное кресло.
Рут захлопала белесыми ресничками:
– Тётушка рассказала, как ваш отец набросился на неё вчера, выкрикивая что-то о любовном напитке и сердечных ранах. Она так испугалась, что от страха даже запрыгнула на колени к дяде Дунстану, чего никогда в жизни себе не позволяла.
– Кэтлин вам об этом рассказала?
– Да.
– А вы кому-нибудь говорили?
Теперь я столкнулась с письменным столом, на пол полетели листки бумаги и ручка.
– Только миссис Поттер. Она так охотно делится всем, что видела и слышала, что невольно чувствуешь себя обязанным рассказать что-то взамен. И я точно помню, что миссис Поттер первой назвала мне ваше имя. Вроде бы она видела, как ваших детей увозила в машине какая-то пожилая пара. Она ещё подивилась, в какую такую даль увозят бедных деток.
– Почему бы вам не сказать ей при встрече, что мне пришлось отправить их концлагерь, поскольку они не поддаются дрессировке и до сих пор не удалось отучить их грызть мебель?
Очень надеюсь, что это прозвучало весело и непринуждённо.
– Ах, я ничегошеньки не смыслю в детях! – вздохнула Рут. – И вероятно, никогда уже не начну их понимать. Проведу жизнь в какой-нибудь конторе с жёсткими стульями, где за дверью стоит автомат с газированной водой. Но лучше уж так, чем, подобно леди Гризуолд, выйти замуж за отвратительного старикашку шестидесяти пяти лет.
– Мне кажется, вы ошибаетесь насчёт его возраста! – Я спихнула со стола очередную порцию бумажек. – Мы сегодня виделись с сэром Каспером, и на вид ему по меньшей мере девяносто.
– Нет-нет! – Рут затрясла головой. – Я знакома с Сарой, которая работает в Старом Аббатстве горничной, и она сказала мне, что ему шестьдесят пять. А выглядит он так, потому что всю жизнь дымил как паровоз.
– Странно…
– Да-да, всю жизнь смолил сигареты без фильтра.
– Даже в этом случае…
Перед глазами всплыло мертвенно-бледное лицо сэра Каспера. Я вспомнила его нетвёрдую походку и костыли.
– От шестидесяти до восьмидесяти штук в день!
– Тогда его портрет следует помещать на сигаретных пачках.
– Сара говорит, что мать застукала сэра Каспера с папиросой, когда тому было девять лет от роду, и заставила его весь день стоять на коленях в часовне, вымаливая прощение. Мать его светлости была очень, очень религиозной женщиной. – Лицо Рут даже разрумянилось. – Она была немкой и до конца своих дней так и не привыкла к Англии. Покойная её светлость ужасно страдала вдали от родины. Так говорит Нэд, дед Сары. Он до сих пор работает садовником в Старом Аббатстве. Вот ему-то действительно за восемьдесят.
– Рут, а вы случайно не знаете, откуда именно была родом её светлость?
– Мать сэра Каспера? – Узенький лоб прорезала морщинка, белесые бровки изогнулись запятыми. – Знаю, а как же! У меня ведь прекрасная память. Тётя Кэтлин взяла меня на роль Кларабеллы вовсе не потому, что я её племянница, и не потому, что мне подходит амплуа униженных женщин. Тётушка знает, что мне достаточно прочитать текст и я запомню всё слово в слово. А мать сэра Каспера родом из маленького городка на юге Германии под названием Шенбрунн.
Глава семнадцатая
В холле нас с Фредди встретил Бен.
– Что случилось? – Кузен нетерпеливо приплясывал на каменном полу. – Мамаша скрылась со старинными напольными часами?
– Не говори глупостей! – отрезала я. – Ты же видишь, часы на месте.
– И даже леди Гризуолд не заявила в полицию, что ты спёрла её «хонду»?
Бен взял меня за руку:
– Твой отец довёл себя до полного изнеможения, вот и всё. Четверть часа назад Морли спустился из своей комнаты. Я спросил, как он себя чувствует, и Морли тотчас принялся за старое. Начал стенать, сетовать на судьбу и обзывать себя ничтожным червем, которого надо поскорее бросить на съедение птицам. А потом замолчал и уткнулся лицом в колени. Так до сих пор и сидит.
– Там? – Я мотнула головой в сторону гостиной.
– Да. С ним тётя Лулу.
– Класс! – Фредди остервенело дёрнул себя за бородёнку. – Да мамуля в два счёта обчистит карманы старины Морли, похлопывая при этом по руке и приговаривая: «Поплачьте, голубчик, поплачьте, и вы почувствуете, словно у вас гора упала с плеч».
Я решительно распахнула дверь гостиной. Отец примостился на маленьком детском стульчике, явно не соответствовавшем его размерам, а франтоватый галстук-бабочка трогательно дисгармонировал с его красными глазами и слезами, градом катившимися по щекам.
– А, вот и ты, Жизель! – Он взмахнул носовым платком, словно подавая сигнал к отходу поезда, местечко под колёсами которого облюбовала Анна Каренина. – Хорошо, что ты вышла подышать свежим воздухом. Хотя, возможно, мои страдания были бы не столь ужасны, если бы ты сидела рядом и утешала
