— Да, да! Светает в четыре часа. Просыпаюсь я вчера, смотрю — светло. А он ручонку из кровати высунул и пальцем… этак вот…
— Пойдёмте! — сказал я. — А то мы не достанем извозчика.
— Успеем. У него теперь самый сладкий сон. Поверите ли вы, что если его поцеловать — он не просыпается.
— Это неслыханно, — пробормотал я. — Человек! Пальто.
Однажды Банкин зашёл ко мне. Я познакомил его с сидевшим у меня редактором еженедельного журнала и приветливо спросил:
— Как поживаете?
— Он уже ходит, — подмигнул Банкин. — А вчера какой случай был…
— Так вы говорите, что теперь еженедельники не в фаворе у публики? — обратился я к редактору. — Скажите…
— А вы бросьте издавать еженедельник, — перебил Банкин. — Начните что-нибудь для детей. Это будет иметь успех. Да вот, я вам расскажу такой пример: есть у меня сын — Петька. Удивительно умный ребенок. И он…
— Вы, господа, поговорите здесь, — сказал я, вставая, — а мне нужно будет на часок съездить. Вы уж извините.
Дня через три я встретил Банкина возле итальянца — продавца разной дряни из кораллов и лавы.
— Это для взрослых… Понимэ! Эй, как вас… синьор! Понимаете — для взрослых. Иль грано! А мне нужно что-нибудь для мальчика… Копренэ? Анфана! Понимаете, этакий анфан террибль! Славный мальчишка… Да не брелок! На черта ему брелок, уважаемый синьор? Фу, какой вы бестолковый!
Я тихонько прошёл мимо, но, возвращаясь обратно на трамвае, опять встретил Банкина. Он промелькнул мимо меня на противоположном трамвае, увидел моё лицо, и до меня донёсся его радостный, но совершенно непонятный мне крик:
— А Петь… В кашу рук…
Вчера вышел на улицу, и первое лицо, которое мне попалось, был Банкин.
— А я за вами.
— Что случилось?
— Пойдёмте. Посмотрите теперь на моего Петьку — ахнете! Вы помните, я вам рассказал в трамвае о его — ха-ха! — поступке с кашей — ха-ха! — Помню, — сказал я. — Очень было смешно.
— Это что! Вы посмотрите, какие штучки он теперь выделывает.
Впереди нас шла нянька с мальчиком лет трёх.
— Постойте! — вскричал Банкин, хватая меня за рукав. — Постойте!!
Я посмотрел на его побледневшее лицо, дрожащие губы, слёзы на глазах и — испугался.
— Что с вами?!
— Ха-ха! Такой Петька будет. Через два года. Ха-ха! Так же будет ножками: туп! туп! Постойте!
Он подошёл к няньке и дал ей двугривенный. Потом расспросил: сколько мальчику лет, чей сын, что ест и не капризничает ли по ночам?
Потом присел перед мальчиком на корточки и спросил:
— Как тебя зовут?
— Ва-я.
— Ваня, — пояснила нянька.
— Ваня? Милый мальчик! Нянька… Может, он чего-нибудь хочет?
Оказалось, что Ваня «чего-нибудь хотел» только полчаса тому назад.
Это настолько успокоило Банкина, что он нашёл в себе мужество расстаться с Ваней, и мы пошли дальше.
— Проклятый город, — сказал я. — Сколько пыли.
— Что?
— Город, я говорю, пыльный.
— Да, да… — рассеянно подтвердил Банкин. И задумчиво добавил:
— Воды он боится.
— Чего же ему бояться, — возразил я. — Только бы подливали!
— Да и подливают. Если тепленькая вода — так он не кричит… и, если поливают спинку, только морщит нос и ёжится.
Когда мы подошли к квартире Банкина, он открыл ключом дверь, схватил меня за шиворот, втолкнул меня в переднюю и, проворно вскочив вслед за мною, захлопнул дверь.
Я упал на ступеньки лестницы. Ушиб ногу. Сел на нижней ступеньке и, потирая колено, со страхом спросил:
— Что я вам сделал дурного?
— Петька простудиться может, — объяснил Банкин. — Дует.
Я встал, и мы вошли в первую комнату — столовую.
— Вот здесь, на этом месте, — указал Банкин, — Петьке нянька даёт молочко. Вот видите — стул.
Я осмотрел стул. Венский.
— Приготовьтесь, — хохоча счастливым, лучезарным смехом, воскликнул Банкин. — Сейчас увидите его.
Я пригладил волосы, одернул сюртук, и мы, на цыпочках, вошли в детскую.
— Вот он, — шепотом сказал Банкин, указывая на кроватку.
— Какой хорошенький.
— Да это не то. Этот угол подушки! А вон он лежит за подушкой.
— Прелестный ребёнок.
— Правда? Я знал, что вы сейчас же влюбитесь в него… Помните, я вам рассказывал, что если я его целую во время сна — он никогда не просыпается… Вот вы увидите. Банкин подошёл к кроватке, нагнулся и — вслед за этим раздался бешеный рёв ребенка.
Вбежала госпожа Банкина.
— Опять ты его разбудил?! Вечно лезет с поцелуями! Молчи, молчи, моё сокровище… Здравствуйте! Как поживаете?
— Благодарю вас. Я совершен…
— Вы его хорошо рассмотрели? Не правда ли, очаровательный ребёнок? Садитесь. Ну, как вы поживаете?
— Очень вам благодарен. Живу ниче…
— Видели ли вы когда-нибудь такого большого мальчишку?
За мою бурную, богатую приключениями жизнь я видел десятки ребят гораздо больше Банкиного ребёнка, но мне неловко было заявить об этом.
— Нет! В жизни своей я не видел такого колоссального ребенка!
— Правда? Ну, как вы поживаете?
— Я сов…
— Не плачь, милый мальчик! Вот дядя… Он тебя возьмет блям-блям. Правда, Аркадий Тимофеевич? Вы его возьмете блям-блям?
— Без сомнения, — робко подтвердил я. — Если вы будете добры посвятить меня в цель и значение этого… этой забавы, то я с удовольствием…
— Блям-блям? Неужели вы не знаете? Это значит: покачать его в колясочке.
Петька захныкал и, вытянувшись на руках няньки, капризно поднял ручонки кверху.
— Смотри, смотри! — воскликнул поражённый и умилённый Банкин. — На потолок показывает!!!
