Хороший немец

— Нам нужно отвести его к Фляйшману, — сказал Джейк. — Темнеет.

— Времени еще много, — беззаботно сказала она и повернулась к Джейку. — Но если она жива — ты же забираешь его от родной матери? К Фляйшману?

— Я обещал ей, что пристрою его. Объясню все позже, — ответил он, чувствуя на себе взгляд мальчика.

Лина предложила ему еще кусочек сыра.

— Вкусный, да? Еще есть, кушай сколько хочешь. Потом мы поспим, ладно? — говорила она тихим, убаюкивающим голосом.

— Лина, — сказал Джейк, — он не может оставаться здесь. Мы не можем…

— Знаю, — ответила она, не слушая. — Но на одну ночь. Тот подвал. Ты же видишь, как он устал. Для него все незнакомо. Ты знаешь, как меня зовут? — спросила она у малыша. — Лина. — Она преувеличенно сильно зевнула, поднеся руку ко рту. — Ох, я тоже так устала.

— Лина, — сказал Джейк. — Ты же знаешь, что я имею в виду.

Она посмотрела на него:

— Да, знаю. Только на эту ночь. Что с тобой? Ты не можешь отправить его в таком состоянии. Посмотри на его глаза. Мужчины.

Но глаза его были широко раскрыты, вовсе не слипались, он переводил их с одного на другого, будто принимал решение. Наконец остановился на Джейке, встал, подошел к нему и снова поднял ручонку. Джейк на секунду смутился, решив, что малыш хочет уйти, но он заговорил на удивление внятно после такого долгого молчания.

— Мне надо в ванную, — сказал он, протягивая руку.

Лина улыбнулась, посмеиваясь про себя.

— Ну это по твоей части, — сказала она Джейку, когда они, двое мужчин, проследовали в туалет.

После этого ничего не оставалось, как отдать бразды правление в ее руки. Независимо от его планов нежданный джокер оттеснил все в сторону. Сидя за столом, он наблюдал, как она укладывает ребенка, гладит его по лбу, что-то непрерывно и тихо нашептывает. Обеспокоенный, он закурил, посмотрел на свой блокнот. Ренату забрали в кафе, после безобидного флирта, грайфер сдал грайфера. Рон хотел, чтобы он поделился этой историей с другими. Он снова поглядел в сторону спальни. Там Лина все еще уговаривала малыша уснуть. Не зная, чем заняться, Джейк начал приводить свои записи в порядок, чтобы вчерне набросать статью, и стал прикидывать, как бы изложить ее без упоминания одного очень важного момента. Но когда он взял листок бумаги, статья стала выстраиваться сама, открываясь историей Марты Бен, плавно включила первое кафе, затем опять вернулась, одно падение следовало за другим, пока не наступил момент кивка. Не апология, нечто более сложное — криминальная история, где преступником был каждый. Он писал торопливо, желая поскорее завершить статью, как будто простое изложение на бумаге позволяло ему избавиться от всего этого. Обувь, мать, Ганс Беккер, торговля привилегиями. И все равно в это не верилось. Что со всеми случилось? Город, где он раньше пил пиво под деревьями. Хоть кто-нибудь в кафе поднял глаза, когда вошли эти люди? Не соучастники — люди отводили взгляд. Кроме Ренаты, которая все еще видела эти лица.

Он писал статью, весь уйдя в нее, прежде чем понял, что бормотание в спальне затихло и единственным звуком в квартире был тихий скрип его пера. Лина стояла в дверях, наблюдая за ним с усталой улыбкой.

— Заснул, — сказала она. — Работаешь?

— Хочу написать по свежим следам.

— Шей, пока игла не остыла, — привела она немецкую пословицу. Села напротив него и взяла сигарету. — Мне не нравится его состояние. Надо, чтобы его посмотрел доктор Розен. Так, на всякий случай. Я снова его видела сегодня — кажется, он тут всегда.

— Он лечит девочек.

— Ой, — сказала она, слегка смутившись. — А я и не подумала. И все же доктор…

— Лина, мы не можем оставить его здесь. Я не хочу привязываться.

— Да, понимаю. Но на одну ночь… — Она замолчала и посмотрела на него. — Ужасная участь, да? Он никому не нужен. Никому. Я подумала, стоя там: ну чем не семья. Ты вот так работаешь, он спит.

— Мы не его семья, — мягко, но определенно сказал он.

— Да, — ответила она и сменила тему: — Расскажи мне о Ренате. Что произошло? Он сейчас не слышит.

— Вот, — сказал он, толкнув листки через стол. — Все здесь.

Встав, он подошел к бутылке с бренди и налил в два стакана. Один поставил перед ней, но она не обратила внимания. Ее глаза были прикованы к странице.

— Это она тебе рассказала? — спросила Лина, читая.

— Да.

— Господи. — Она медленно перевернула страницу.

Закончив читать, она толкнула листки обратно и отпила.

— Ты не упоминаешь ребенка.

— Она не хочет, чтобы кто-нибудь знал. Особенно сам ребенок.

— Но никто не узнает, почему она пошла на это.

— Разве имеет значение, что подумают люди? Факт в том, что она пошла на это.

— Из-за ребенка. Ради ребенка пойдешь на все.

— Так она и говорит, — слегка раздраженно сказал он. — Лина, так хочет она. Она не желает, чтобы он знал.

— Кто он такой.

— Жить, зная такое, ужасно, разве нет? Все это. — Он коснулся листков. — Ему лучше быть в стороне. Ему не надо знать обо всем этом.

— Не знать своих родителей… — сказала она задумчиво.

— Иногда это неизбежно.

Она взглянула на него, затем положила руки на стол, собираясь встать.

— Верно, иногда, — сказала она, отвернувшись. — Хочешь поесть? Я сейчас…

— Нет. Сядь. У меня есть новость. — Он помолчал. — Рената видела Эмиля. Она сказала, где он.

Лина замерла, привстав со стула.

— Ты ждал, чтобы сказать мне это?

— При мальчике не было времени.

Она села.

— Так говори. Где?

— Русские держат его в здании на Бургштрассе.

— Бургштрассе, — сказала она, пытаясь сообразить, где это.

— На востоке. Оно охраняется. Я съездил и посмотрел.

— И?

— И оно охраняется. Просто так не войдешь.

— И что мы будем делать?

— Мы — ничего. Пусть этим занимаются люди Шеффера — они в этом деле доки.

— Доки в чем?

— В похищении людей. Вот во что это выльется. Русские его не отдадут — они скорее всего даже не признаются, что он у них. Поэтому Шеффер должен придумать, как все это провернуть. Он хотел использовать тебя. Как приманку.

Она уставилась в стол, обдумывая все это, затем подняла бокал и допила бренди.

— Хорошо, — сказала она.

— Что — хорошо?

— Я сделаю это.

— Нет, не сделаешь. Люди, приходящие к русским, не всегда возвращаются назад. Я не готов так