Глава пятая
Гюнтер Бен жил на самом востоке Кройцберга, который все еще находился в американском секторе. В прежние времена отсюда можно было дойти пешком до полицейского управления на Александерплац. Теперь путь перекрывали груды кирпича и выпотрошенный трамвай, поставленный на попа, как противотанковое заграждение, да так и не убранный. Верхнюю часть дома снесло. Осталась только квартира Гюнтера на первом этаже и этаж сверху, полуоткрытый небу. Стучать в дверь пришлось несколько раз, пока наконец из-за косяка не появились толстые подозрительно всматривающиеся очки.
— Гюнтер Бен? Меня зовут Гейсмар. Я от Берни Тайтеля.
Удивленный взгляд при звуках немецкой речи, затем ворчание.
— Можно войти?
Гюнтер открыл дверь.
— Вы американец. И можете делать, что захотите, — сказал он. И безучастно зашаркал обратно к креслу, где тлела сигарета. Комната была забита вещами — стол, кушетка, старый напольный радиоприемник, книжные полки и огромная карта Большого Берлина во всю стену. В одном углу — груда банок из войсковой лавки, которые он даже не позаботился убрать.
— Это вам от меня, — сказал Джейк, протягивая бутылку.
— Взятка? — сказал он. — Что ему на этот раз надо? — Он взял бутылку. — Французский. — В провонявшей дымом комнате было тепло, но хозяин сидел в кардигане. Волосы острижены коротко. Почти так же коротко, как и седая щетина на подбородке. Еще не старый. Чуть за пятьдесят. За стеклами очков тусклые глаза пьяницы. На кресле лежит открытая книга. — Что там? Дата суда назначена?
— Нет. Он полагает, вы можете мне помочь.
— В чем? — спросил он, открывая бутылку и нюхая.
— Есть работа.
Он посмотрел на Джейка, затем заткнул пробкой и вернул бутылку.
— Скажите ему — нет. Я завязал с этими делами. Даже за бренди.
— Не для Берни. Работа для меня. — Джейк кивнул на бутылку. — В любом случае, она ваша.
— Что еще? Очередной
— Нет, американец.
Его щека от неожиданности дернулась, но он постарался скрыть это, подойдя к столу и плеснув себе в стакан бренди «на два пальца».
— Где вы учили немецкий? — спросил он.
— Когда-то жил в Берлине.
— Ага. — Он сделал большой глоток. — И как он вам теперь?
— Я знал Ренату, — сказал Джейк ему в спину, надеясь найти точку соприкосновения.
Гюнтер сделал еще глоток.
— Ее многие знали. Вот в чем проблема.
— Берни говорил мне. Сожалею о вашей жене.
Но Гюнтер сделал вид, что не расслышал, — добровольная глухота. В наступившей неловкой тишине Джейк впервые заметил, что в комнате не было ни фотографий, ни памятных вещей. Все зримые следы были заперты где-то в шкафу или выкинуты после развода.
— Так чего вы хотите?
— Определенную помощь. Берни сказал, что вы были сыщиком.
— В отставке. Америкосы меня уволили. Он вам этого не говорил?
— Говорил. Еще сказал, что вы хороший специалист. Я пытаюсь раскрыть убийство.
— Убийство? — Он фыркнул. — Убийство в Берлине. Мой друг, тут миллионы убитых. Кого волнует еще один?
— Меня.
Гюнтер повернулся и смерил его сверху вниз оценивающим взглядом полицейского. Джейк ничего не сказал. Наконец Гюнтер повернулся обратно к бутылке.
— Выпьете? — спросил он. — Раз уж принесли.
— Нет, слишком рано.
— Тогда кофе? Настоящий, не эрзац. — Ни нотки недовольства; своего рода приглашение остаться.
— А у вас есть?
— Еще один подарок, — сказал он, поднимая стакан. — Одну минутку. — Он направился на кухню, но сделал крюк и выглянул в окошко. — Вы разукомплектовали двигатель? Крышку прерывателя- распределителя сняли?
— Решил рискнуть.
— В Берлине рисковать не следует, — сказал он нравоучительно. — По крайней мере, теперь. — Он покачал головой. — Американцы.
Гюнтер открыл дверь в кухню. Еще ящики, груда консервов, блоки сигарет. Подарки. Он продолжал прихлебывать бренди, но перемещался по небольшому пространству, не теряя деловитой сноровки, — один их тех пьяниц, на которых алкоголь, казалось бы, не действует, пока они окончательно не отрубятся на ночь. Джейк подошел к полкам. Ряды вестернов. Карл Май, немецкий Зейн Грей.[43] Перестрелки в Юме. Шерифы и отряды полицейских, пробирающиеся сквозь заросли полыни. Неожиданный порок на краю Кройцберга.
— А где вы достали карту? — спросил Джейк. Весь город был утыкан булавками.
— В своей конторе. Опасно было оставлять ее на Алексе[44] во время бомбардировок. Теперь мне нравится иногда смотреть на нее. Заставляет думать, что Берлин еще на месте. Все улицы. — Он вошел в комнату, неся две чашки. — Полицейскому важно знать, где находишься. Координаты очень важны. — Он протянул чашку Джейку. — Где произошло ваше убийство?
— В Потсдаме, — сказал Джейк, невольно взглянув на карту, как будто из голубой ряби озера в нижнем левом углу могло выплыть тело.
— В Потсдаме? Американец? — Он проследил за взглядом Джейка, обращенным на карту. — Участник конференции?
— Нет. У него было десять тысяч долларов, — сказал Джейк, бросая наживку.
Гюнтер посмотрел на него, затем пригласил сесть к столу.
— Садитесь. — Сам опустился в кресло, убрав книгу. — Рассказывайте.
Рассказ занял десять минут. Говорить было особо не о чем, а лицо Гюнтера не побуждало к спекуляциям. Он снял очки. Глаза сузились до щелок, он слушал, не кивая, а единственный признак жизни — беспрестанное перемещение руки от чашки с кофе к стакану с бренди.
— Когда Берни даст ответ, я буду знать больше, — закончил Джейк.
Гюнтер сжал переносицу и задумчиво потер ее, затем снова надел очки.
— Что вы будете знать? — спросил он наконец.
— Кто он был, чем занимался.
— Думаете, вам это поможет, — сказал Гюнтер. — Кто.
— А вам — нет?
— Как правило — да, — ответил он, делая глоток. — Если б это было прежде. А теперь? Позвольте кое-что пояснить вам. Я сохранил карту. — Он кивнул на стену. — Но все остальное пропало. Досье с отпечатками пальцев. Досье с фотографиями преступников.
— Это не немецкое преступление.
— Тогда зачем вы пришли ко мне?
— Потому что вы знаете черный рынок.
