Полтюбика губной помады, немного пудры, баночка крема — ничего особенного, нет смысла отсылать домой.
— Пусть женщина заберет.
— Старуха?
— Она может это продать.
— Клянусь, она положила глаз на камеры. Они уже подняли шум насчет кладовки в подвале — ну, где Лиз устроила себе фотолабораторию. Говорят, им нужно помещение.
— Я там все заберу, — сказал Джейк, беря фотокамеру с постели. Та, которой она снимала в Потсдаме, все еще в пятнах крови. Он прокрутил ручку до конца и вытащил последнюю пленку. — Протри ее, прежде чем паковать, — сказал он, протягивая камеру Рону, который брезгливо посмотрел на нее. — Куда это отошлют?
— Домой.
— Не в ДУР?
— А зачем в ДУР? — удивился Рон.
— Ее же убили.
— Ее и автобус мог сбить. Мы же не отсылаем им автобус. Ты о чем?
Действительно, о чем? Джейк посмотрел на губную помаду, сложенную блузку — ничего из этого уликой не являлось, только то, что мелькнуло перед его глазами, такое же ненадежное, как кинохроника. Он подошел к столу, заваленному фотографиями.
— Сколько прошла, однако, — сказал Рон, заканчивая паковать вещи. — Всю войну без единой царапины, а тут — бах.
Джейк стал просматривать снимки. Черчилль у Рейхсканцелярии. Рон в аэропорту на фоне военных с неясными очертаниями. Джо.
— Как Шеффер?
— Потерял много крови, но они его залатали.
— Говорят, к нему никого не пускают.
— Он же крови много потерял. — Рон взглянул на него. — А с чего вы так сдружились?
— Просто так спрашиваю. Что будет с этим? — сказал Джейк, беря фотографии.
— А я откуда знаю? Формально, как я понимаю, это относится к службе новостей. Думаешь, семья захочет что-то из этого оставить себе?
— Сомневаюсь. Ее ни на одной нет. — Когда ты по ту сторону камеры, от тебя и следа не остается.
— Хорошо, посмотри. Только забери их отсюда — нам понадобится эта комната. — Он, щелкнув, закрыл сумку. — Вот и все. Немного, да?
— Она любила ездить налегке.
— Да, не считая ее чертового оборудования, — сказал он, кивнув на упакованный ящик у двери. — Такая девчонка, однако.
— Да.
Рон оглянулся на него.
— А у вас с ней…
— С ней — что?
— Ну, сам понимаешь. Я всегда считал, что она к тебе неравнодушна.
— Нет. — А ведь могло быть и славно.
— Только старик Шеффер, да? Ты спас не того, если хочешь знать мое мнение.
— Она была уже мертвой.
Рон покачал головой.
— Ебаный Додж-Сити.[70] Там никому не безопасно.
Джейк вспомнил о Гюнтере, любителе вестернов, который анализирует все по пунктам.
— Поэтому мы разгоняем полицию, — сказал он.
— Полиция — это мы, — сказал Рон, недоуменно взглянув на него. — Даже если и так, какая разница? — Он повернулся к двери. — Никогда не угадаешь, верно? Что тебя ждет, вот так-то.
— Нет, не так. Ее намеренно убили.
— Ну да, конечно, — сказал Рон, а потом обернулся. — Что ты сказал?
— Я говорю, ее намеренно убили. Это не несчастный случай.
Рон впился в него взглядом:
— С тобой все в порядке? Там же была добрая сотня свидетелей, сам знаешь.
— Они ошибаются.
— Все до одного, кроме тебя. И кто же это сделал?
— Что?
— Кто это сделал? Кто стрелял, намеренно — первым делом мне хотелось бы знать это.
Джейк уставился на него:
— Ты прав. Кто это был?
— Какой-то русский, — ответил Рон, ничего не понимая.
— Какого-то русского не бывает.
— Ты куда?
— К полицейскому. Настоящему.
Но дверь в Кройцберге ему открыл Берни.
— Отличное время выбрали. Заходите, раз уж пришли. Нам нужно поставить его на ноги.
Джейк оглядел комнату — тот же бардак, что и раньше. По всей квартире витал запах свежего кофе. Гюнтер склонился над кружкой и вдыхал пар, клюя головой. За спиной у него висела карта Берлина.
— Что случилось?
— Суд. Через час ему надо давать свидетельские показания, а он что делает? Запил. Я захожу сюда, а он, блядь, на полу.
— Что за суд?
— Над вашей подругой Ренатой.
— Герр Гейсмар, — произнес Гюнтер, подняв пьяные глаза от кружки.
— Пейте кофе, — отрезал Берни. — Держался все это время и надо же отколоть такое. — Гюнтер неуверенно встал на ноги. — Побриться сумеете или вас побрить?
— Сам побреюсь, — холодно ответил Гюнтер.
— Что у вас есть надеть? — спросил Берни. — В этом же вы не пойдете. — Грязная, заляпанная майка.
Гюнтер кивнул в сторону шифоньера, затем повернулся к Джейку.
— Как продвигается ваше дело? Я думал, что вы его забросили.
— Нет. У меня есть что вам рассказать.
— Хорошо, — сказал Берни. — Поговорите с ним. Может, очухается поскорей. — Он открыл шифоньер и вынул темный костюм. — Этот?
— Конечно.
— Сойдет. Если вас еще и подпереть, вы произведете хорошее впечатление.
— Это так важно для вас? — сказал отрешенно Гюнтер.
— Она послала вашу жену в печь. Для вас это не важно?
Гюнтер опустил глаза и глотнул еще кофе.
— Так что вы хотели, герр Гейсмар?
— Мне нужно поговорить с вашими русскими друзьями. Кое о ком их расспросить. В Потсдаме была перестрелка.
— Опять Потсдам, — проворчал Гюнтер.
— Русский застрелил мою подругу. Я хочу знать, кто он такой. Или был. — Гюнтер поднял глаза. — Кто-то стрелял в ответ.
