запрыгнул ей на руки.
— Привет, тетя Эми!
— Господи, как ты вырос, Дэви, — воскликнула она, покачивая его на руках. — Привет, Джеми-Ли. Я только что поставила чайник.
— Тепло и уют, — сказала Джеми-Ли, сняла парку и повесила ее на вешалку около двери. — Ты снова вернула их в дом.
— Твой папа пошел прогуляться в деревню, чтобы купить газету и немного табака, — сказала Эми кузине.
— Я знаю, — ответила Джеми-Ли. — Мы видели его, когда пересекали мост. Но я хотела поговорить с тобой, Эми.
— Хорошо, — бодро откликнулась девушка, хотя сердечные тет-а-тет меж ними случались редко — практически в первый раз. — Я налью чаю.
В шкафу лежало несколько игрушек для ребенка, Эми достала их и отдала племяннику. Он принялся играть, а они с кузиной уселись у камина. Джеми-Ли, худая блондинка с пушистыми волосами, была замужем за доктором и жила в двух часах езды от коттеджа. По-видимому, она приехала ради Эми. Казалось, она нервничала, ее худенькие плечи подрагивали под дорогим кашемировым кардиганом, а рот сжимался плотнее и плотнее.
— О чем ты хотела со мной поговорить? — спросила Эми.
Джеми-Ли глубоко выдохнула.
— Я приехала ради мира, не ради войны, — сдержанно начала она. Эми ничего не сказала, лишь молча сидела, покачивая в руках чашку и наблюдая за тем, как языки пламени лижут дрова. Джеми-Ли сглотнула и продолжала: — Мы отвратительно обошлись с тобой, Эми. Мы все трое делали и говорили ужасные вещи. Когда я вспоминаю, какими мы были, меня тошнит. Ты потеряла родителей и была совсем одна. Нам нужно было по-доброму относиться к тебе, стать твоей семьей, чтобы помочь, но вместо этого мы…
В тиши потрескивал огонь. Эми все еще молчала. Впрочем, ей необязательно помогать кузине справляться с волнением.
Пальцы Джеми-Ли тряслись, и чашка позвякивала о блюдце.
— На днях мы говорили об этом. Нам всем очень стыдно за наше поведение. Я знаю, другие сами хотят поговорить с тобой, но когда я услышала, что ты остановилась здесь, у папы, то решила приехать и извиниться. Извини, Эми. Тысячу раз извини.
К своему удивлению, Эми увидела, что на глазах кузины повисли слезинки, а бледные губы подрагивают от волнения. Она похлопала сестру по руке.
— Не плачь, Джеми-Ли. Это случилось так давно.
Джеми-Ли отставила чашку в сторону и с рыданиями ухватилась за руку Эми.
— Пожалуйста, скажи, что прощаешь меня, — умоляла она, — пожалуйста, Эми.
— Ну, конечно, я прощаю тебя, — сказала девушка, — хотя я никогда не понимала, почему вы так не любите меня.
Джеми-Ли издала смешок, похожий на всхлипывание.
— О, безусловно, ты знаешь почему!
— Клянусь тебе, нет.
— Ну, потому что ты была гораздо красивее и умнее нас, — Джеми-Ли утерла слезы. — Ты была такой талантливой, а мы — настоящие бездарности. И папа очень высоко ценил тебя. Ты показывала нам, какие мы есть.
— Понятно, — тихо ответила Эми.
— И все мальчики сходили по тебе с ума… они никогда не смотрели на нас, на меня и Салли-Энн. А затем ты начала выигрывать школьные олимпиады, конкурсы, получала грамоты за спортивные достижения. Учителя обожали тебя, а я и Салли-Энн всегда числились отстающими. Ты даже раньше нас стала девушкой. Мы безумно ревновали. У тебя быстрее росла грудь, и все мальчики сходили по тебе с ума…
— Тебе лучше остановиться, — попросила Эми, когда кузина повысила голос. — Я не хочу, чтобы ты снова носилась за мной по саду с ножом для резки мяса.
Джеми-Ли издала звук, похожий на рыдание.
— Все эти годы у меня ушли на то, чтобы побороть комплекс неполноценности. Если бы в семье была я одна, то я бы обожала тебя и поклонялась тебе, но нас было трое, понимаешь? И мы травили тебя, пытаясь принизить до своего уровня. А ты просто росла и росла, и, чем выше ты становилась, тем ничтожнее мы себя чувствовали. Когда ты пришла в наш маленький мир, все перевернулось с ног на голову. Но только теперь я осознала нечто важное.
— И что же это? — мягко спросила Эми.
— Ты стала для меня удивительным примером, — просто ответила Джеми-Ли. — Мне было на кого смотреть. Я училась у тебя… усердно работать, добиваться успехов. Без тебя я не стала бы тем человеком, каким являюсь сейчас.
— Ну, я вряд ли…
— Я говорю серьезно, — продолжала Джеми-Ли. — Ты очень хороший человек. И умеешь контролировать свою жизнь. Я все еще немного завидую тебе, но умею управлять этим чувством. Три прекрасные работы подряд. И теперь ты в Гонконге, работаешь на Антона Зелла. Мы все гордимся тобой: высокооплачиваемая должность за морем, удивительный шеф, путешествия, деньги, стимул — ты это заслужила.
Эми грустно улыбнулась.
— Я не уверена, что мою жизнь можно изобразить в таких радужных тонах, — ответила она. — И я не думаю возвращаться в Гонконг в ближайшее время. — Эми пребывала в состоянии легкого шока.
Она отнесла чашки в кухню, чтобы заварить свежего чаю.
Джеми-Ли последовала за ней.
— О чем ты говоришь?
— Я потеряла работу.
— Но… почему?
— Во время собеседования я скрыла кое-какую информацию.
— Информацию профессионального толка? О квалификации?
Эми вздохнула.
— Не совсем профессиональную. О моей частной жизни.
— Но, Эми, — запротестовала кузина, — они не имеют права расспрашивать тебя о частной жизни.
— Эта работа особенная. — Последнее, чего бы ей хотелось, это рассказывать Джеми-Ли об Антоне, но широко распахнутые голубые глаза кузины словно приклеились к ее лицу. — Работодатель был… особенный. Я имею в виду, особенным для меня.
— Ты влюбилась в Антона Зелла? — задохнулась от изумления сестра.
— Я не хотела этого, — криво усмехнулась Эми.
— И… что случилось?
— Не сработало.
— Почему? — упорствовала Джеми-Ли, принимая из руки Эми вторую чашку чая.
— По-видимому, я не так хороша, как он воображал, — объяснила девушка. — И уж конечно, я не умею «контролировать свою жизнь», как это кажется. — Она взглянула на маленького мальчика, играющего на ковре в солдатики. — И ты не можешь завидовать мне и на десятую долю того, как я завидую тебе, — тихо закончила она.
Дядя вернулся с прогулки прямо перед самым обедом. Он, видимо предупрежденный дочерью о предстоящем разговоре, оставался на улице гораздо дольше обычного. Седовласый Джефри Куксон наслаждался уединенной жизнью после выхода на пенсию, и в своей кепке, с белыми усами, он олицетворял спокойствие и тихую радость.
Он принес розовую газету, в которой Эми узнала «Файненшл Таймс», вытащил ее из-под мышки,
