Фрэнки молчал. Мы намылили его любимым мылом Энджел, с ароматом гардении, и это подействовало – Фрэнки не столько запачкался, сколько провонял. Я работал мочалкой на участке от ушей до пупка, Джиму досталась нижняя часть.
Фрэнки не выдержал:
– Папа, какого черта ты там шурудишь? Вроде за тобой таких наклонностей раньше не водилось.
– За мной-то не водилось, а вот за твоими будущими сокамерниками наверняка водятся, – буркнул Джим.
Вряд ли Фрэнки расслышал. Все его силы уходили на то, чтобы не рухнуть.
Мы завершили мытье контрастным душем, и заряда бодрости Фрэнки хватило на целых два шоколадных батончика и стакан молока. Джим сдобрил молоко порцией транквилизатора.
– Гарантия крепкого сна, – пояснил он.
– Я, конечно, не врач, – возразил я, – но, по-моему, Фрэнки в снотворном не нуждается.
– А это для меня, – сказал Джим. – Я буду спать куда крепче, зная, что он в полной отключке.
Мы уложили братца на кровать, где он спал еще ребенком, и со всех сторон подоткнули одеяло. Кровать удачно располагалась всего в двенадцати футах от спальни Большого Джима, готового порвать как грелку всякого, кто покусится на кровиночку. У Джима была впечатляющая коллекция огнестрельного оружия, в том числе «беретта», «маузер» и «глок». А также две несущие смерть лапищи. Конечно, Фрэнки свалился как снег на голову, но мы устроили ему достойную встречу. Выставили рога наружу.
Джим вывалил содержимое суконной сумки на пол в прихожей, а я скрылся в гостиной, не желая знать, имеются ли в сумке наркотики, пушки и отрезанные конечности. Вдруг придется давать показания?
Через пять минут Джим заорал:
– Вот блин!
Я дернулся было в прихожую, но взял себя в руки. Вскоре послышался вопль:
– Да у него тут труп!
Сугубо ломаксовский юмор. Уместен в любой ситуации. Через полминуты Джим провозгласил на весь квартал:
– Готово. Теперь можно смело вызывать полицию.
Я застыл на пороге гостиной. По прихожей в приятном беспорядке были разбросаны трусы, носки, рубашки и футболки, пахнущие не одеколоном и потом, а землей и плесенью. Суконная сумка почти истлела изнутри. Среди вещей завалялся замызганный набор туалетных принадлежностей, очень напоминавший тот, что я пару месяцев назад видел у бомжа, который наводил марафет в сортире на автостанции.
Ни салфеток с логотипом казино, ни фишек в сумке не обнаружилось. Зато обнаружилось несколько номеров «Уолл-стрит джорнал», причем самые свежие датировались позавчерашним числом. Фрэнки направил свое пагубное пристрастие к азартным играм в мирное русло – стал играть на бирже. Как говорится, что пнем об сову, что совой об пень…
– Кто бы за Фрэнки ни охотился, содержимое сумки здесь ни при чем, – заметил я. – Если, конечно, ты ничего от меня не припрятал.
– Даже если бы что и припрятал, я бы все равно не раскололся, потому что тогда одновременно подгадил бы обоим своим сыновьям, – отвечал Большой Джим. – Но я криминала не обнаружил.
Мы пошли на кухню. Джим налил полный термос кофе.
– Возьми с собой, – сказал он. – По статистике, девять из десяти водителей грузовиков настоятельно рекомендуют этот напиток тем, кто в пути.
– Нет, ты бесподобен. Мне сорок два, Фрэнки тридцать два, а ты до сих пор над нами квохчешь.
– Фрэнки я подсыпал транквилизатора в молоко, а тебя активно накачиваю кофеином. По-твоему, квохчут именно так? – Джим и себе налил кофе. – Странно, правда? – Он подул на кофе и отхлебнул, не дожидаясь, пока остынет. – Я хочу помочь одному сыну поймать убийцу, а второму – не попасться убийце.
Я глубоко вдохнул и с шумом выпустил воздух. Вообще-то это называется вздохом, но мне не нравится позиционировать себя как мужчину, который вздыхает.
– Когда мы с Джоанн пытались завести ребенка, то обожали строить далеко идущие планы о его будущем. Пока однажды не задались вопросом: сколько же ему будет лет, когда он перестанет в нас нуждаться?
– Никогда не перестанет. Мой отец двадцать лет как умер, а мне все хочется спросить у него совета.
– Я тебе не говорил, что Джоанн хотела назвать нашего сына Брэнданом? Ей казалось, что Брэд Ломакс звучит как имя кинозвезды. А по-моему, скорее как имя звезды мужского стриптиза. Время шло, ребенок все не получался, и Джоанн, питая надежду, а потому не желая прибегать пока к черному юмору, стала называть его своей навязчивой идеей.
Джим тоже с шумом выпустил воздух из легких.
– Ты прочитал очередное письмо, да? Сегодня ведь восемнадцатое число.
– Да. Письмо номер шесть. Спецдоставка. Прямо из Рая. Джоанн пишет, что любит меня, и просит передать тебе и Андре по крепкому мокрому поцелую.
Мы оба изрядно отсырели, пока мыли Фрэнки. Джиму пришлось даже выкрутить рубашку.
– Я и так уже мокрый, – произнес он, отхлебнув кофе.
– А еще Джоанн написала: «Проследи, чтобы твой отец не злоупотреблял кофе».
– Да я всего полчашки. Мне сегодня надо спать вполглаза – мало ли что?
Мы пожелали друг другу спокойной ночи и расстались под взаимные напоминания быть на связи. Джим обещал позвонить, как только (читай: если) Фрэнки сообщит что-нибудь вразумительное.
Я захлопнул за собой дверцу «акуры», устроил термос на сиденье и стал набирать номер на мобильнике, прежде чем ранчо скрылось за поворотом.
У меня было назначено свидание с проституткой. Я и так уже опоздал на целый час.
Глава 20
Корал К. Джоунз – красивая женщина цвета шоколада, тридцати пяти лет и с большой задницей. Корал – продукт улиц Лос-Анджелеса; именно здесь она научилась своему ремеслу. У меня в Отделе нравов есть приятели – так вот Корал с ними уже лет десять сотрудничает. Несмотря на то, что репутация у нее очень и очень подмоченная, в полиции Лос-Анджелеса уверяют, что девушка отлично работает, и притом на редкость сговорчива, если речь идет о нашем брате копе. Однако когда ставки повышаются, Корал начинает выпендриваться.
С Корал я познакомился два года назад, уже в должности детектива из убойного отдела. Тогда ее восемнадцатилетний брат Тайрелл солировал в деле о камере видеонаблюдения. Началось все с банальнейшего ночного нападения на универсам крупной сети, а закончилось смертью кассира, незадачливого пакистанца по имени Нур. Недавний иммигрант, Нур слыхом не слыхивал о «правиле номер сто один», каковое гласит: «Отдай им чертовы деньги, идиот!»
Казалось, дело раскроют в два счета. Несмотря на то, что в нашем распоряжении была мутная черно-белая пленка, мы ясно прочли имя «Тай», вышитое на куртке нападавшего. Всего за несколько часов мы вычислили Тайрелла Джоунза и предъявили ему обвинение в убийстве.
Корал К. клялась, что брат ту ночь провел дома, с ней – она как раз не работала. Очень многие готовы поклясться в чем угодно, лишь бы защитить близкого человека, Корал же сама растила брата, то есть была ему не столько сестрой, сколько матерью. Клясться готовы многие; не многие клянутся на Библии, как Корал. Однако пленка зафиксировала, как парень в куртке с вышивкой «Тай» нажимал на спусковой крючок.
Тайрелл тоже клялся, что это был не он, и в свое оправдание твердил одно: «Куртку спер какой-то урод, чтоб мне подставу устроить. Вы что, за дебила меня держите? По-вашему, я пошел бы на дело в меченой куртке?»
