Опираясь на руки, Вэл впился в ее рот голодным, жадным поцелуем и одним движением проник в нее. Кейт пронзила мгновенная острая боль, а затем она уже не чувствовала ничего, кроме истинно волшебного ощущения, когда его тело соединилось с ее телом в одно целое.
— Теперь ты моя, Кейт, — задыхаясь, прошептал Вэл прямо ей в ухо. — И ничто и никто никогда не отберет тебя у меня.
Ах, если бы это было правдой! У Кейт защипало глаза от подступивших слез, потому что она знала: все будет по-другому. Вэл первый уйдет от нее, едва только будет снято любовное заклятие.
Кейт яростно моргнула, прогоняя прочь тоскливые мысли. Она решила, что не будет сейчас думать об этом, и, крепко обняв Вэла, громко застонала, когда он начал двигаться внутри ее — все быстрее и быстрее.
Вспышки молний время от времени освещали лицо Вэла, нависающее над ней, но она так и не смогла разглядеть выражение его глаз в тот момент, когда он подводил их обоих к кульминации запретной страсти. «И, возможно, к лучшему», — подумала Кейт. Потому что таким образом она могла полностью отдаться ему и представлять себе, что он на самом деле ее любит. Хотя бы этой, одной-единственной ночью.
Рэйф держал Корин в объятиях, чувствуя всем телом ее мягкие округлости. Корин казалась немного зажатой, неуверенной: она явно не принадлежала к тому сорту женщин, которые с легкостью проявляют таким образом свою благодарность. Но Рэйф хорошо знал, как можно соблазнить женщину, даже если она сначала не хочет близости.
Он завладел ее ртом, дразня и лаская его своими губами и языком, и наконец заставил ее раскрыть губы. Ее язык застенчиво двинулся вперед, сплетаясь с его языком. Рэйф подавил улыбку торжества, когда почувствовал, как она расслабилась и приникла к нему
Он целовал ее долго и глубоко, его большие сильные руки блуждали по всему ее телу, сминая старую, ветхую ткань рубашки — непривлекательный барьер между ним и роскошным, щедрым женским телом. Прервав очередной жаркий поцелуй, он принялся развязывать ленты на кружевном лифе ночной сорочки.
Корин дрожала, жаркий румянец покрыл ее щеки и грудь, когда Рэйф спустил рубашку с ее полных розовых плеч, но она не сделала ни единого движения, чтобы остановить его. Это сделали ее глаза. Когда она подняла на него взгляд — беспомощный, молящий о милосердии, — его внезапно охватили сомнения, хотя, убей бог, он не мог понять почему. Его тело уже все пульсировало от желаний, так давно его не посещавших. И, черт возьми, она ведь сама все начала! Корин сама предложила себя ему, а она не какая- нибудь невинная девица. Она была замужем, родила ребенка, так что должна прекрасно знать, что это такое — вожделение мужчины.
Но тогда почему она выглядит такой юной, такой чертовски невинной, стоя здесь перед ним в своей ветхой ночной рубашке, с волосами, завивающимися мягкими кольцами вокруг серьезного лица?
Рэйф сжал зубы и взялся за бретельки сорочки, чтобы спустить ее еще ниже и обнажить грудь… но внезапно обнаружил, что он не может этого сделать. С проклятиями он натянул сорочку обратно ей на плечи и, резко развернувшись, отошел к окну. В течение какого-то времени единственным звуком в комнате был стук дождя, барабанившего по стеклам, и его собственное тяжелое дыхание. Когда он вновь осмелился взглянуть на Корин, она, растерянная и смущенная, стояла там же, где он ее оставил.
Рэйф не винил ее. Он и сам чувствовал себя чертовски растерянным — с чего бы ему сгорать от неосуществленного желания, когда объект его вожделения стоит рядом с ним — стоит только протянуть руку? Но, когда она попыталась вновь подойти к нему, он резким движением остановил ее.
— Нет, не надо. Дьявольщина! Держитесь от меня подальше!
— Так вы… не хотите меня?
Рэйф с трудом подавил стон. Не хочет ее? Да он не помнит, когда за всю свою жизнь больше хотел женщину!
— Нет, черт возьми! — резко бросил он. — Идите спать и… оставьте меня в покое.
Корин опустила голову, но он успел заметить, боль стыда и обиды в ее глазах.
— Простите меня, — сказала она тихо. — Я вела себя как последняя дура. Конечно, я знаю, что не отношусь к тем женщинам, которые могли бы вызвать желание у такого мужчины, как вы…
Она отвернулась и пошла к себе. Если бы у него была хоть толика здравого смысла, он должен был дать ей просто уйти, но отчего-то не смог вынести вида ее понурых плеч и этой неловкой извиняющейся улыбки.
В несколько шагов Рэйф пересек комнату и, заступив ей путь, взял за руки.
— Дьявольщина, Корин, конечно же, ты вызываешь у меня желание! Мне кажется, это было чертовски очевидно, когда я целовал тебя.
Она подняла голову и с сомнением взглянула на него.
— Но тогда почему же вы остановились?
— Да потому, что такие женщины, как ты, не созданы для случайных ночей, проведенных в объятиях случайных мужчин! И я не могу вот так просто воспользоваться твоей благодарностью только потому, что слишком давно живу один.
— А вы думаете, я не живу давно одна? — тихо спросила она. — Мистер Мори, я вдовею уже больше года, а с моим мужем, который постоянно уходил в море, моя постель бывала пуста гораздо дольше.
Она вновь покраснела, окончательно смутившись от своего признания, однако не отвела взгляда. Рэйф прочитал в ее глазах такое же желание, такую же тоску одиночества, которые разъедали и его душу. И он не смог устоять против соблазна снова заключить ее в объятия, притянуть к себе ближе, вдохнуть запах ее волос. Она пахла цветами, нежными весенними дождями, наполняя его душу теплом и мягкой нежностью, о которых он так давно тосковал в своей холодной одинокой жизни. А еще он понял, что она хочет его так же сильно, как и он ее. Но это никак не оправдывало попытку затащить ее в постель.
С удивительным для самого себя самообладанием Рэйф заставил себя разжать объятия.
— Это просто гроза, моя милая, — пробормотал он, ласкающим движением погрузив пальцы в ее сверкающие шелковистые пряди. — Ты должна мне поверить — я это хорошо знаю. Сильный ветер может сыграть с нами разные злые шутки, вызывая печаль и тоску, заставляя думать, что ты хочешь того, чего никогда бы в жизни не пожелал.
Ее губы изогнулись в печальной улыбке.
— Вы, очевидно, пытаетесь сказать мне, что утром я бы об этом пожалела?
— Нет. Я пытаюсь сказать, что пожалею я. Его слова удивили его самого не меньше, чем Корин. Он прижался губами к ее лбу, а затем очень неохотно отпустил ее и отступил на шаг.
— А теперь, я думаю, тебе лучше пойти спать. Она посмотрела на него долгим тоскливым взглядом, но кивнула.
— Спокойной ночи, мистер Мори,
— Рэйф, — сказал он.
— Что?
— Меня зовут Рэйф, — повторил он, понимая, что это, возможно, величайшая глупость с его стороны — назвать ей свое настоящее имя. Но отчего-то ему вдруг показалось до нелепости важно услышать, как она произнесет его имя.
— Спокойной ночи… Рэйф, — нежно выдохнула Корин и, выскользнула в соседнюю комнату, закрыв за собой дверь и оставив его одного, полного смущения и горьких сожалений.
Что же он наделал, позволив ей уйти вот так?! Теперь ему полночи придется провести, страдая от мучительной жажды, которую так легко было бы утолить. И все же это был один из тех редких моментов в его жизни, когда он поступал по законам чести. И он чувствовал себя от этого совсем неплохо.
Бросив перед затухающим очагом подушку и одеяло, Рэйф растянулся со всем возможным комфортом, который можно ожидать от холодной одинокой постели. Несмотря на дождь и ветер, стучащие в окно гостиницы, несмотря на жесткий пол под ним, Рэйф неожиданно для самого себя почувствовал, как его наполняет удивительный мир и покой, которых он никогда не знал прежде. Думая о женщине в соседней комнате — с ласковыми глазами и нежными руками, о маленьком мальчике, который так крепко спал возле нее, он спокойно перевернулся на спину и уставился в потолок, чуть заметно улыбаясь.
Внезапно он вспомнил о Вэле Сентледже и от души понадеялся, что он в эту ночь чувствует то же самое.
