разницы между живыми существами. Это — возвращение к золотому веку, когда люди и звери свободно общались друг с другом. Природа, символ вечности, не ведает добра и зла и в этом смысле всегда чиста. В ней нет человеческого или животного, для неё все едины.
На животных стали смотреть как на низшие существа сравнительно недавно, под влиянием эволюционистских теорий. Мифическое же сознание, свойственное человеку прежних веков и встречающееся сейчас у первобытных народов, считает все живое единым целым; ритуальные церемонии позволяют с ним слиться.
Проникновение в царство природы предполагает смерть с последующим перевоплощением. Подобная схема толкования традиционных мифических церемоний заставляет нас взглянуть на бенджанг под несколько иным углом зрения. По-видимому, здесь мы имеем дело не с чистым шаманизмом, а с более или менее выродившейся традицией. Дукун не сам совершает экстатическое путешествие, а использует посредников[27]. Почему? Ведь прежде шаман
Как правило, в архаичных обществах, подвергшихся влиянию других религий, древние верования сохраняют свою форму. Смысл бенджанга теперь непонятен его участникам, обряд сохраняет своё ритуальное значение лишь благодаря древней традиции. Дукун не обращается к уже забытым представлениям. Кстати, в ответ на наш вопрос он сказал, что бенджанг — это молитва, возносимая к Аллаху. Дукун желает остаться прежде всего мусульманином, а уж потом анимистом, и свои действия рассматривает как часть правоверного обряда.
Хотя должность дукуна переходит от отца к сыну, шаманизм сохранился лишь в упрощённом виде. Мистическое таинство постепенно превращается в сеанс одержимости, а то и просто в фольклорный спектакль, воскресное развлечение. Прежде колдун отправлялся с открытыми глазами в потусторонний мир, чтобы рассказать затем общине обо всём виденном. Сам он не впадал полностью в одержимость. Транс был призван помочь ему возвыситься до божественного. Транс означал, что шаман как бы умер, он больше не танцует, его душа отправилась в долгий путь. Если в рамках какой-то культуры состояние транса считается
Шаманством могли заниматься только очень сильные личности, дукуном не становился первый встречный. Ведь транс был лишь одним из элементов сложного ритуала.
Зато одержимость доступна каждому. В отдельных культурах, не знавших шаманства, например в большей части Африки, практиковался только транс. И тот факт, что общества, не знавшие шаманизма, не стали колыбелью более разработанных религий, на наш взгляд, не случаен. Там, где зародились индуизм, бyддизм, христианство и ислам, уже существовал мощный мистический фермент — шаманизм. Эти религии укоренились на символах, свойственных миру шаманов. Оставалось только обобщить их в систему. Так, в Индии на основе древнего шаманизма развилась спиритуалистская техника йога. Древняя техника экстаза отличалась от религиозного культа тем, что она не позволяла поддерживать длительный контакт с миром божественного. В самом деле, ведь шаман познает высшее откровение лишь на короткое мгновение. С течением времени там, где древний мистический опыт вливался в развитую религиозную систему, он приобретал новые формы. Там же, где по географическим причинам или в силу культурных особенностей шаманизм оставался вне рамок религиозной эволюции, он постепенно вырождался, становясь подобием магии и колдовства. Неординарные способности шамана теряли смысл божественного откровения, все более уподобляясь искусству факира.
В Индонезии шаманизм столкнулся с новыми религиозными веяниями. В Сунде, на Центральной Яве, в Аче и на севере Суматры он принял формы, пришедшие из Индии и Аравии. В результате родилось своеобразное индонезийское религиозное мышление. При этом интересно отметить, что от индуизма, буддизма и ислама индонезийцы заимствовали главным образом не догму, а мистический опыт индусов и арабов.
ВОЛШЕБНАЯ ОХОТА НА КАБАНОВ
Шаманизм и все с ним связанное имеют прямое отношение не только к жречеству, но и к будничной жизни.
Перед лицом враждебной природы, неохотно расстающейся со своими богатствами, человеку первобытного общества надо было прежде всего выжить. Это было тем более сложно, что эволюция орудий труда и охоты происходила очень медленно. Чтобы помочь себе в рыбной ловле и преследовании зверя, человек обращался зя помощью к высшим силам — через посредство магии.
В новейшее время, с появлением в Индонезии огнестрельного оружия, ситуация изменилась. Взаимоотношения человека с природой упростились. Колдовство как обязательный ритуал перед началом охоты или выходом на рыбную ловлю начало забываться. Сейчас только ритуальные церемонии типа бенджанга позволяют наблюдать чародейство, которое прежде считалось подспорьем человека в ежедневной борьбе за существование.
Наша группа пыталась найти в Индонезии следы «практического» шаманизма. Для этого, будучи в горах Сунды, мы организовали «волшебную охоту» на кабанов.
Знакомые сунданцы, с которыми у нас завязались тёплые, дружеские отношения, говорили, что такой охоты не устраивалось уже лет сорок; они предупреждали, что нам придётся преследовать зверей по всей округе и кое-где даже рубить лес. Было ясно, что без разрешения префекта — «бупати» не обойтись. Охота, таким образом, приобрела официальный характер.
Губернатор провинции выделил в наше распоряжение свой джип, а «лурах» — глава деревни — велел разыскать колдуна, знатока волшебной охоты, «малима». В районе были известны несколько стариков малимов, наделённых, как утверждали, поразительными способностями. Однако, когда дошло до дела, оказалось, что по большей части они успели умереть, а оставшиеся слишком дряхлы. Сунданцы-помощники знали о технике ворожбы лишь понаслышке, и их не меньше нашего разбирало любопытство. Прошло несколько дней, прежде чем мы нашли малима. Им оказался нищий горец, лет шестидесяти от роду, худой, убелённый сединами, но с необыкновенно живыми карими глазами. Голову его венчал тотопонг, что говорило о принадлежности к сословию сунданских дукунов и далангов. Он согласился возглавить охоту, взяв на себя всю ответственность, так что неудача грозила ему существенными неприятностями.
Малим выбрал себе помощника и пять-шесть охотников для основной группы, попросив у нас аванс в счёт обещанного вознаграждения. Крестьяне не могли просто так бросить свои поля и пойти охотиться; потерянное время надо было компенсировать. Поэтому по мере развёртывания операции нам приходилось кормить все больше людей и вопросы снабжения приобретали все более острый характер.
Перед тем как приступить к ворожбе, малим на три дня заперся в доме для поста. Всякий акт волшебства требует предварительного очищения. На четвёртый день малим вышел к народу и собрал помощников для ритуальной молитвы.
Сунданцы не мыслят сколько-нибудь значительное начинание без церемонии приношения; вот и сейчас в большой кубок положили кофе, яйца, бананы, кокосовые орехи и кусочки пищи, которой охотники будут питаться в горах.
Итак, малим читал молитвы, а охотники, подняв к груди ладони, вторили ему дружными возгласами «амин». Это продолжалось четверть часа, после чего колдун разбил охотников на несколько групп — им надлежало прочесать горы и установить местонахождение кабанов.
Глава деревни между тем распорядился построить несколько «гедеков» — бамбуковых изгородей, соединённых друг с другом. Когда малим усыпит кабанов, их окружат сплошной изгородью, не давая уйти. Всего в операции приняли участие жители четырнадцати деревень, фактически вся округа. Помимо нанятых охотников группа молодых парней вызвалась добровольно нам помогать.
Чтобы не пропустить подготовительную стадию, нам тоже пришлось переселиться в горы, в глухое селеньице на границе рисовых полей, у кромки леса.
По мере того как мы поднимались, рис уступал место маниоковым полям. Затем пошло редколесье:
