неуважению, но был слишком вне себя от злости, чтобы беспокоиться об этом.
— Ты даже не можешь назвать мне причину, по которой мне нельзя делать это. Ты ведь не видел в одном из своих видений предсказание, что меня ждет какая-то беда.
— Нет, — неохотно признался его отец. — Ничего такого ясного как видение, только это сильное предчувствие.
— Предчувствие, — презрительно фыркнул тогда Ланс.
— Я не могу представить, какого черта он имел в виду, — задумчиво произнес Ланс. — Помню, я потребовал: «Что такого ужасного, ты думаешь, я найду?» И ответ моего отца не имел никакого смысла. Он сказал: «Не то, что ты найдешь, пугает меня, мальчик. А то, что ты потеряешь».
Ланс осознал, что говорил вслух, только когда Розалин мягко спросила его:
— Что же случилось? Ты сбежал?
— Нет, но мой отец, должно быть, понял, что я планирую сделать это, или мама вступилась за меня. Он, наконец, смягчился и купил мне офицерский патент. Но я никогда не видел его таким несчастным, как в тот день, когда уезжал из Корнуолла, — Ланс вздохнул. — Потому что, как обычно, он был прав.
— Значит… ты что-то потерял?
— Все, — хрипло ответил Ланс. Честь, мечты и самоуважение. Он навечно утратил все шансы стать сыном, достойным Анатоля Сент-Леджера. Усилием воли вернувшись из прошлого в настоящее, Ланс поспешил сменить тему, привлекая внимание Розалин к нескольким более маленьким портретам.
— Конечно, отец держит портрет мамы в своем кабинете. Но здесь есть мои сестры.
Ланс указал на три овальных портрета улыбающихся молодых женщин с яркими глазами.
— Рыжеволосый ребенок с властным выражением — Леони. Львица, так я называю ее. Рядом с ней Фиби, обнимающая одну из своих любимых кошек. Последняя девочка с мягкими каштановыми кудряшками — Мэрайя, наша маленькая мышка, и, я уверен, ты узнала Валентина.
Ланс указал на портрет брата. Вэл, как обычно, позировал в библиотеке с книгой в руке. На его лице застыло мечтательное выражение.
Розалин шагнула ближе, внимательно разглядывая все картины, особенно изображения сестер мужа. Она восхищалась их красотой так же, как и мастерством художника.
— Мой отец нарисовал их, — заметил Ланс.
— Твой отец?
— Да, я знаю, — усмехнулся Ланс. — Удивительно, не так ли? Он больше похож на человека, орудующего боевым топором, а не кистью. Но уверяю тебя, он удивительно талантлив.
— Ты не должен убеждать меня в этом. Портреты говорят сами за себя, — пробормотала Розалин. — А где же твой?
— Моего нет. Боюсь, я всегда был слишком беспокойным, чтобы стоять неподвижно, даже для того, чтобы отец успел сделать предварительный набросок.
— Но… но разве это не ты?
Ланс начал отходить, но вернулся, чтобы посмотреть, о чем говорит Розалин. Она указала на одинокую картину, помещенную в прямоугольную позолоченную раму, дополнение на стене, которое Ланс не заметил, когда вернулся домой.
Он шагнул ближе, его глаза сузились при виде изображения молодого мужчины в пурпурной форме, гордо стоящего во всей своей красе. Свое собственное изображение.
У Ланса перехватило дыхание. Он как будто смотрел в зеркало и видел, как прожитые годы исчезают. Было и болезненно, и трогательно разглядывать свое молодое самонадеянное лицо, дерзкое во всей безрассудной уверенности восемнадцатилетнего юнца, который думал, что может покорить мир, победить всю армию Наполеона и вернуться домой к чаю, лишь немного запачкав свою форму.
Ошеломленный находкой портрета, Ланс мог лишь смотреть и потрясенно молчать.
— Так ты никогда не позировал для него? — спросила Розалин.
— Нет.
— Кто-то нарисовал его по памяти?
— Да.
И не было сомнений в том, кто сделал это, какой бы невероятной и неправдоподобной ни казалась эта возможность.
— Мой отец, должно быть, нарисовал его, — сказал Ланс, нахмурившись в замешательстве. — Хотя не могу представить, почему. Скорее всего, чтобы доставить удовольствие моей матери.
Он продолжал удивленно разглядывать портрет, пока их не прервали. Тяжелая дверь, ведущая в залу, отворилась, и один из лакеев появился на пороге, разыскивая Ланса. Сент-Леджер извинился перед Розалин и направился к молодому человеку, чтобы узнать, чего тот хотел.
Розалин осталась на месте, изучая портрет мужа, размышляя и о Лансе, и о мужчине, который нарисовал его. Она обдумывала все, что Ланс сказал о своих отношениях с отцом, и ей было нетрудно поверить в то, что эти двое часто были не согласны друг с другом. Оба настолько решительные и упрямые, что стычки были неизбежны.
Но не важно, что говорил Ланс, кое-чему Розалин не могла поверить. Такой портрет никогда не смог бы нарисовать мужчина, разочаровавшийся в своем сыне. Лишь отец, дороживший своим ребенком, смог бы добиться такого потрясающего сходства, опираясь только на свою память.
Анатоль Сент-Леджер показал всю силу, жизнестойкость и безрассудное мужество Ланса. И что-то еще… На лице темноволосого солдата была запечатлена невинность, которая почти разбивала сердце. Вся серьезность и благородство молодого рыцаря, собравшегося уничтожить дракона и заслужить благосклонность леди. Его глаза сияли надеждой на любовь, успех и славу, уверенностью, что каждая его мечта обязательно исполнится.
«Что же случилось, почему это все исчезло?» — удивилась Розалин. Что превратило Ланса из молодого солдата-идеалиста в уставшего от жизни мужчину с циничным взглядом и насмешливой улыбкой? Из беззаботного мальчика, который когда-то играл в этой зале, изображая рыцарей вместе с братом и сестрами, в измученного распутника, который, казалось, специально разрушает любую связь со своей семьей.
— Розалин? — голос Ланса прорвался сквозь ее тревожные мысли. Она отвела взгляд от портрета и обнаружила, что муж, с извиняющейся улыбкой, вернулся к ней.
— Боюсь, я должен идти. Мистер Трокмортон, наш управляющий, ждет меня в библиотеке. Надо обсудить несколько деловых вопросов по поводу поместья.
Розалин с пониманием кивнула, но была удивлена глубиной своего разочарования. Она чувствовала бтльшую легкость в общение с Лансом в эти несколько минут, чем когда-либо прежде.
Никаких поддразниваний, никаких насмешек, никакой игры в безнравственного соблазнительного негодяя. Он был более открытым и честным, предоставляя ей редкую возможность узнать настоящего Ланса Сент-Леджера.
Но… деловые вопросы. Розалин вздохнула, слишком хорошо зная по опыту супружеской жизни с первым мужем, что это значило. Похлопыванье по плечу, поцелуй в щеку и «иди и развлекайся без меня, моя дорогая».
Присев в реверансе перед Лансом, она развернулась, чтобы идти, когда услышала, как тот позвал ее.
— Розалин?
Она повернулась к нему лицом. Ее обычно дерзкий муж казался почти робким, когда спросил:
— Мм… если только… я не думаю, что ты бы хотела пойти со мной?
— Обсудить деловые вопросы?
— Ничего слишком утомительного. Просто разговор о нескольких коттеджах в поместье, которые перестраиваются для наших арендаторов. Возможно, ты бы желала оказать любезность мне и Трокмортону и рассказать о своих взглядах на этот вопрос.
— Моих взглядах? — спросила Розалин, уверенная, что он шутит.
Но Ланс казался совершенно серьезным, несмотря на то, что поддразнил ее:
— Да, твоих. У тебя ведь они есть, не так ли?
