был сомнительного происхождения или вообще незаконнорожденный.
И воскресители отвергли его, заявив, что он не выдержал экзамена. Но Халаба это не обескуражило. Он потребовал проведения дополнительного испытания: судом божьим. Мне рассказывали, как гудел весь город, когда настал день испытания. Мой брат отверг приговор Совета и обратился за суждением напрямую к богам. Подробности испытания были неизвестны, но все знали, что в случае провала испытуемого ждала смерть. В тот день он вошел в храм — и не вернулся. Воскресители распустили слух, что он умер. Но не выдали тела, чтобы оно было захоронено по религиозному обряду. Не свершалось никаких служб, дабы облегчить ему переход в мир иной. Поэтому призрак Халаба был обречен на вечное скитание между жизнью и тем, что следует за нею.
Такой высокой ценой мы заплатили за мечты Халаба. Братья мои частенько сожалели об этом в семейном кругу. Но, будучи людьми кроткими, они старались на людях не портить отношений с воскресителями. Да и отец никогда ни с кем не обсуждал эту тему. Не из-за себя, а из-за чести семьи и будущих поколений. Но я наверняка знал, что он ненавидит воскресителей. И эту ненависть вместе с ним разделяли моя сестра и я.
Рали заерзала на кушетке. Она улыбнулась мне, но я понимал, что ее мысли сейчас бродят теми же мрачными лесами, что и мои.
— Дай мне неделю срока, — сказала она. — Ты знаешь, как отец любит меня. Но даже мне необходимо подготовить отца, чтобы он отнесся с вниманием к просьбе дочери.
— И не забудь захватить с собой Отару, когда отправишься к нему разговаривать, — посоветовал я. — Он всегда рад ее компании.
— Обязательно захвачу. Но ты, дорогой братец, должен мне обещать одну вещь, — сказала она.
— Все, что хочешь. Назови гору, и я вскарабкаюсь на нее. Или пустыню, которую я бы пересек. Сокровище, которое я украду.
— Пообещай, что не будешь вмешиваться.
— Вот это уже труднее, — сказал я. — Но я постараюсь… Обещаю.
— Я не склонен одобрить подобную экспедицию, — сказал отец.
Его слова застали меня врасплох. Рали проделала надлежащую подготовительную работу, и я был уверен в его одобрении.
— Но прошу тебя, отец, — взмолился я. — Наверняка уже в моей жизни мне никогда не представится такая возможность. Прошу тебя, благослови меня. Ты должен.
— Нет ничего такого, что я должен был бы делать, — ответил отец. — Разве что выплачивать десятину Совету воскресителей, налог магистрату и милостыню нуждающемуся, чтобы мой переход в мир иной оказался легким и безболезненным. Только это я должен. Благословлять же дурацкое путешествие сумасбродного юноши, к счастью, совершенно не входит в мои обязанности.
— Прости меня за такие слова, отец, — сказал я, потупившись. — Но прошу тебя, ради всех богов, скажи, как мне убедить тебя? Или ты считаешь саму цель путешествия ничтожной? Или сомневаешься в существовании Далеких Королевств?
Отец лишь посмотрел на меня. Не сердито, не строго, а всего лишь устало. Да и ни к чему ему были слова. Я понимал, что в то время отец был уже стар, хотя сейчас я уже намного старше, чем был он в тот день. Волосы его уже поседели, и они были прилизаны на голове, подражая форме шлема, как было модно во времена его молодости. Небольшая бородка тоже поседела. Лицо покрылось морщинами. Все многочисленные путешествия, бури и лишения наложили на него свой отпечаток. Его крупные руки покрыли старческие пятна. Теперь-то я понимаю, что только с точки зрения моего собственного юного возраста он мне казался таким старым, легендарный Пафос Карима Антеро — патриарх нашей семьи. И потому отец казался мне таким же мудрым. Наверное, я взирал на него немного как на бога. Когда он так молча посмотрел на меня, сердце мое упало вниз, и я ощутил себя маленьким и жалким. Потому что я понял, что не внушаю ему доверия. И что я сам — причина неодобрения путешествия к Далеким Королевствам.
В комнате наступила тишина, прерываемая лишь треском горящих поленьев в камине позади письменного стола отца, не по погоде мерзнувшего, как все старики. И тут я понял, что мне надо сказать.
— Я понимаю, что мое поведение вызывало твое сильное неодобрение, отец, — сказал я наконец. — Мое поведение было непростительным. И если я скажу, что глубоко и искренне раскаиваюсь, это будет слабым искуплением за мои грехи. Нет прощения, как бы унизительно я ни выпрашивал его, чтобы перевесить чашу в мою пользу.
Отец продолжал смотреть неотрывно и испытующе.
— Разумеется, нынешняя моя просьба похожа на внезапный юношеский порыв. И с точки зрения совершенных проступков я бы и сам воспротивился моему плану, если был бы отцом такого сына. Но я прошу тебя, мой господин, заглянуть в мое сердце и увидеть лежащую там правду. У меня нет иных желаний, кроме желания доставить тебе радость. И отбросить в сторону все сомнения по поводу моего будущего. И быть достойным имени Антеро, чтобы отец мог с гордостью говорить обо мне.
Я замолчал, сам не понимая, как это из меня вырвалось.
— И это все, что ты хотел сказать? — резко спросил отец.
— Нет. Я хочу, чтобы ты знал: независимо от того, что ты решишь, я приму к исполнению любое твое пожелание относительно предстоящего открытия, которого я, с твоей точки зрения, достоин. Однако перед тем, как сказать окончательное слово, прошу тебя, мой господин, подумать вот еще над чем. Для большинства мужчин моего возраста открытие — это всего лишь возможность попутешествовать без хлопот и развлечься за счет богатств своих отцов. Без открытия новых земель. И наши знания об окружающем мире не расширяются. А наши торговые пути по-прежнему натыкаются на те же препятствия, что всегда не позволяли Ориссе добиться своих высоких целей. Ваше поколение последним, отец, сделало попытку раздвинуть эти границы. Ты сам много лет назад своим открытием отважился внести поправки в географические карты. И большая часть знаний об отдаленных западных землях появилась благодаря твоим торговым экспедициям. Но ты должен признать, что традиции открытия, традиции поиска торговой удачи в наши дни превратились просто в насмешку. Этим пользуются сынки богачей, желающие потратить деньги отцов на западные предметы роскоши, женщин и вино вне глаз ориссианских пуритан. Возвращаются же они лишь с последними новостями о лучших заморских тавернах и спортивных залах.
— А ты собираешься быть непохожим на них? — сухо спросил отец.
— Да, собираюсь, отец. И по этой причине я прошу не более десятой части той суммы, которая обычно отпускается на такое путешествие. Это должно быть настоящее открытие. Мне нет нужды в приобретении модного гардероба, чтобы производить впечатление на заграничных куртизанок. Не нужны мне расходы и на большую компанию сопровождающих друзей, что уже вошло в глупую традицию. Не желаю я с собой тащить и предметы роскоши: палатки из тонкой ткани, ковры и подушки для удобства путешествия; вина и безделушки для умиротворения варваров; многочисленных рабов, а также женщин, услаждающих нас, если местные прелестницы нам откажут. Для этой экспедиции я должен быть по- настоящему подготовлен и экипирован. А с такими малыми затратами есть шанс получить и приличную прибыль, даже если мы не достигнем нашей цели. К тому же мне посчастливилось подружиться с капитаном Серый Плащ, чье присутствие в составе экспедиции удваивает возможность успеха.
— Ну, а если я одобрю твое желание совершить настоящее открытие, а цель путешествия окажется иной? — спросил отец.
— Я поступлю как обещал при любых обстоятельствах, отец, — ответил я. — Разве что не смогу с этим справиться так хорошо, как хотелось бы, если капитан Серый Плащ покинет меня. И тогда я буду сильно разочарован. Но это разочарование для меня ничто по сравнению с желанием убедить тебя, отец, в моей состоятельности!
Тут я замолчал. Больше аргументов не было. Я собрался с силами выслушать отказ. И я вознес мольбу призраку Халаба помочь достойно принять отказ.
В дверь постучали. В щель просунулась голова слуги отца, Тегри. Я увидел, как он удовлетворенно усмехнулся. Улыбка стала еще шире, когда он заметил, что я явно не в своей тарелке. Не сомневаюсь, что Тегри радовался про себя, видя, что наконец-то я несу заслуженное наказание за мое поведение.
— Что такое? — раздраженно спросил отец. Ухмылка исчезла с лица Тегри. Голос у отца был угрожающим.
