Черная Акула жестом изобразил в воздухе шлем с высоким гребнем. Именно такой шлем описывал и Янош.
— И что же произошло? — спросил я.
— Сначала ничего, — сказал Черная Акула. — Всадники, казалось, просто наблюдали — так рассказывали наши разведчики. Большинство из наших сообразили, что имеют дело с чародеями, и потому смиренно пали ниц на землю. А затем и вовсе сбежали, чтобы не рассердить своим присутствием этих могущественных всадников. Но, увы, одному из наших не хватило мудрости. Бабка рассказывала, что им оказался один из старейших воинов, который завидовал удачам более молодых. Вместо того чтобы униженно поклониться и исчезнуть — как следовало бы поступить — он закричал, вызывая их на поединок. Стал выкрикивать оскорбления и размахивать копьем.
Черная Акула даже застонал и сокрушенно покачал головой.
— Конечно, скала была слишком высока, чтобы всерьез относиться к угрозе этого глупца, — сказал он, — но копье было брошено, и боги, ненавидевшие народ Побережья, привели оружие к цели. Лошадь одного всадника испугалась и встала на дыбы. Чародей полетел в пропасть, слишком глубокую, чтобы товарищи его могли достать тело. И они уехали, не имея возможности даже похоронить его как положено. И кости его лежат там и по сей день, являясь проклятием для нашего народа.
Тронутый собственной историей, Черная Акула шмыгнул носом и осушил раковину с вином.
— И с того дня удача отвернулась от нас, — продолжил он. — Торговля прекратилась, и к берегам нашим теперь приставали только пираты да ликантийские разбойники. И к тому же, — он склонился и понизил голос, собираясь сделать тайное признание, — о нас пошли ужасные слухи. А из-за этих слухов, которые распускают демоны, нас многие боятся.
— Да что ты говоришь? — без тени насмешки спросил Янош. — Боятся таких мягких людей, как вы?
Черная Акула, с глазами, покрасневшими от выпивки, печально кивнул. Он так расстроился, что не мог говорить, но этот полный раскаяния кивок говорил сам за себя.
— И вот… мы надеялись… — сдавленно проговорил он. Янош посмотрел на меня и на Кассини.
— Что скажете, друзья мои? Разве мы можем отказать этим добрым людям?
Той ночью, когда нас повели в лес, луна скрыла свой лик. Было неестественно тихо. Не зудела мошкара, не взвизгивала охотящаяся дикая кошка. Словно все лесные твари, прослышав о нашем походе, затаились. Черная Акула и его люди довели нас до утесов. Затем он попросил у нас прощения и достал из мешочка плеточку из морской травы. Этой плеточкой он легонько постегал нас, чтобы вина за любой наш проступок пала на нас, а не на прибрежный народ. А затем они скрылись. Кассини проследил за их исчезновением со странным блеском в глазах.
— Это бичевание не поможет, — сказал он приглушенным голосом, — если эти колдуны так могущественны, как он сказал.
Сняв с плеч мешок, он достал то, что мы готовили весь день.
— Так, стало быть, ты поверил в историю о проклятии этого народа? — спросил я.
— Надо быть дураком, чтобы не поверить, — только и ответил он.
Янош усмехнулся. Я знал, что уж он-то поверил. Ведь описание всадников почти полностью соответствовало тому, что он видел в детстве. Мы разделись донага и вымазались в угольной пыли, чтобы нас не заметил ни один дурной глаз. Кассини прошептал заклятие, чтобы обмануть привидения. Со связками травяных веревок мы стали карабкаться по крутому склону утеса. Этой ночью я гордился своими товарищами. Впереди, бесшумный, как пантера, прокладывал путь Янош. За ним двигался мужественный, как никогда, Кассини, держа наготове золотой диск, чтобы отразить любые чары, возникающие у нас на пути. Просто я за его коварными замыслами и затянувшейся схваткой с морской болезнью совсем забыл, что в свое время в гимнастическом зале Кассини пользовался заслуженной репутацией сильного человека. Что же касается меня, то я бы не стал утверждать, что был таким уж храбрецом; скорее всего, я был молод и глуп и потому не ведал страха. За краем обрыва обнаружилась плоская каменистая равнина. Но, как ни странно, здесь не было ни трещин, ни россыпи острых камней, могущих поранить нам ноги. Равнина оказалась плоской и гладкой, как зеркало колдуна. Идти стало легче, и мы пошли быстрей. Хотя темнота стояла такая, что невозможно было разглядеть и собственную руку, мы все же чувствовали, что пропасть и скала, описанные Черной Акулой, находятся где-то недалеко. Должно быть, боги улыбнулись, поскольку внезапно из-за тучи выглянула луна и осветила пропасть в каких-нибудь нескольких футах перед нами.
— Должно быть, мы с ума сошли, — прошептал я, — коли предприняли эту попытку ночью.
— Во тьму надо входить из тьмы, — прошептал в ответ Кассини. — Такое правило.
— Во всяком случае, — сказал Янош удивительно спокойным голосом, — хотя бы убедимся, правда ли, что привидения видят ночью.
— Ш-ш, — прошипел Кассини. — Они могут услышать.
— Пусть лучше слышат, — сказал Янош. — А то, если мы будем подкрадываться, они решат, что мы враги, — сказал он на этот раз тем не менее тоже шепотом.
Кассини дотронулся до мешка, который я тащил на себе. Я высыпал из него на землю горку сухих водорослей. Потом Кассини откупорил фляжку, висевшую на веревке у него на поясе, и вылил на водоросли какую-то отвратительно пахнущую жидкость. Он прошептал заклинание, и вскоре в глубине груды водорослей возникло какое-то мерцание. Блеснул язычок пламени, и, когда вдруг с ревом вырвался вверх огонь, Кассини пинком отбросил всю горящую массу в пропасть.
Наблюдая за падением, мы ожидали, что вскоре огонь скроется из виду, но вместо этого пламя все расширялось, освещая ущелье от края до края. Затем горящая масса обо что-то ударилась, взорвалась черным дымящимся облаком, и пламя стихло. Очевидно, пропасть вовсе не была такой уж глубокой. Я посмотрел вниз, и голова моя слегка закружилась. Может быть, пропасть и не была бездонной, но глубина все равно впечатляла. Янош размотал свою веревку.
— Я пойду первым, — сказал он к моему облегчению.
— А вдруг это не то место? — спросил я.
Янош в ответ просто показал пальцем. В затихающих отблесках огня я увидел, как, блеснул какой-то металл. Должно быть, это и был тот воин.
Спускаться вторым тоже была не большая радость. Даже связав три наших веревки вместе, мы не доставали до дна, по крайней мере, на три человеческих роста. Но я ничего не успел сказать, а Янош уже обвязал веревку вокруг большого камня и сбросил конец вниз. Он быстро спустился и, когда веревка кончилась, прыгнул. Внизу, в темноте, замерцали его светящиеся четки. Я полез следом, слегка скользя. Спускаться было несложно. Как я уже упоминал, тренирован я был хорошо, но не успел преодолеть и треть пути, как устал и меня охватила паника. Я глянул вниз, и мне вдруг показалось, что дно пропасти стало еще дальше. Тот промежуток в три человеческих роста вдруг увеличился в двадцать, а затем и в сто раз. Веревку словно покрыли слизью, и я с громадной скоростью заскользил вниз. Я пытался, упираясь ногами в стену, замедлить спуск, но из-под подошв вылетали только камни.
Янош закричал, и его крик придал моим рукам силы, я изо всех сил вцепился в скользкую веревку и рывком остановился. Ладони горели от стремительного скольжения, а к ногам, казалось, был привязан чудовищный груз. Тут я понял, что глаза у меня закрыты, и открыл их. И первое, что я увидел, — склонившееся сверху лицо Кассини, бледное в лунном свете, с широко раскрытыми глазами. Странно, но он был совсем рядом со мной. Я глянул вниз. Я находился на том же расстоянии от дна пропасти, как и перед падением.
— Тебе все просто показалось, — встревоженно крикнул Янош. — Сработало заклинание, оставленное друзьями воина.
Я хотел знать: что же мне делать? Ведь я не колдун. Кассини, свесив с края мешочек, встряхнул его. Ко мне, поблескивая в воздухе, поплыли заколдованные пылинки. Вскоре я буду в безопасности, подумал я, понимая и то, что эти пылинки могут и не успеть ко мне опуститься. Вновь меня охватило состояние беспомощности, и я почувствовал, как заскользили ладони. И тут я над самым ухом услыхал шепот:
— Амальрик. Не бойся.
— Халаб? — вскричал я, полагая, что это мой брат.
— Легкий, как воздух, — сказал этот голос. — Быстрый, как сокол на охоте.
Беспомощность улетучилась, руки окрепли, и тут же на мои плечи начали оседать пылинки. Я
