Поцеловать осиное гнездо

– Вы знали, что они поженились? – Я ожидал, что, услышав этот вопрос, Дюран онемеет или хотя бы удивится, но он лишь кивнул.

– Да, знал. Вы действительно подготовились к своей работе.

Эдвард-младший рассказал об этом отцу в последнюю их встречу. Должно быть, он уже какое-то время собирался покончить с собой, потому что во время их последней беседы высказал все, что было у него в голове и на сердце. Единственное, о чем он умолчал, – это как обращались с ним сокамерники. Казалось, он изменился – похудел и помрачнел, но старик решил, что юноша просто не может привыкнуть к унылой тюремной жизни.

– У меня было много друзей в исправительной системе. Они заверили меня, что все устроят и защитят Эдварда. Но большая тюрьма – это целый город. Ни за кем нельзя все время следить. Для него это было тяжелое время. Его окружали мерзавцы.

– Вы думаете, его мучили по приказу Гордона Кадмуса?

– Много лет я так думал. Я был убежден, что в смерти Паулины виновен Кадмус. Уверен, вы знаете, что они были любовниками. Она еще спала с ним, когда начала встречаться с Эдвардом. Много лет я искал простого объяснения, и оно было такое: Паулина бросила Кадмуса ради моего сына. Когда мне поручили начать расследование дела Кадмуса, мне казалось, что он убил ее, так как боялся, что ей что-то известно о его делишках. Или просто из ревности. Он подобрал идеальное время, чтобы убить ее и подставить невинного человека. За это преступление Эдварда посадили за решетку, где он вынес страшные муки и покончил с собой... Кадмус, Кадмус, Кадмус. Когда его застрелили, я был взбешен. Банальная бандитская разборка, и знаете что? Даже не в него целились. Целились в одного из его дружков. Я хотел сам добраться до Кадмуса. У меня было что ему предъявить. Я хотел взять конституцию Соединенных Штатов и так запихать ему в задницу, чтобы у него вылез второй язык. Но после его смерти я больше ничего не мог сделать.

– Вы думаете, это не он убил Паулину?

– Нет, Сэм, не он. Теперь я так не думаю. С прошлой недели. – Его голос звучал спокойно. Какая-то часть его души завершила путь и успокоилась.

По улице мимо проехала машина. Одна из собак заскреблась в дверь, просясь войти. Дюран закрыл глаза и замер. Я встал и открыл дверь. Мопс вразвалку подошел к хозяину и с третьей попытки запрыгнул ему на колени.

– А кто же?

– Не знаю, но он связался со мной. – Он нежно снял собаку с коленей и посадил рядом на кушетку. Пес возмутился, но не двинулся с места. Дюран подошел к письменному столу в углу комнаты, достал из ящика коричневый конверт, после чего вернулся на кушетку и протянул его мне. – Как можете видеть по почтовому штемпелю, его отправили из Крейнс-Вью. Этот тип не чужд иронии. Откройте. Внутри все ответы.

В нем не было ничего особенного – один из тех коричневых конвертов, продающихся дюжинами в любом канцелярском магазине. Адрес Дюрана был напечатан неопределенным шрифтом, адреса отправителя не было – ни на лицевой стороне конверта, ни на обратной.

– Я попросил друга присыпать конверт, чтобы снять отпечатки пальцев, но, конечно, ничего не обнаружилось. Этот тип знает, что делает.

Отложив конверт, я посмотрел на Дюрана.

– Глядя на вас, я побаиваюсь открывать его.

– Лучше побаиваться, чем не испытать то, что почувствовал я, когда вынимал его из почтового ящика. Я думал, это какая-нибудь реклама, и вскрыл конверт по пути домой. Увидев, что там внутри, я ощутил словно удар в сердце. Смелее, посмотрите.

Внутри лежала отпечатанная записка и четыре фотокопии газетных заметок. В газетах описывались отдельные убийства, произошедшие за последние тридцать четыре года. Убийство девушки-подростка в Эврике, штат Миссури. Второе – Паулины Островой. Третье – официантки в Биг-Суре, штат Калифорния, а четвертое – Дэвида Кадмуса. Слова в записке были напечатаны в центре страницы: «Привет, Эдвард! Я слышал, ты умираешь. Подожди, пока я не расскажу тебе мои истории. Вот некоторые из них».

– Серийный убийца? Как и говорил Маккейб в Калифорнии!

Я описал видеокассету с убийством Кадмуса, наклейки «Привет, Сэм!», рассказал про прочее, в том числе и про самку паука, хранящую в теле сперму в течение полутора лет. Дюран слушал, не перебивая. Пока я говорил, он затащил собаку к себе на колени и стал чесать ей голову.

Когда я закончил, он вытащил из кармана пачку сигарет «голуаз» и щелкнул видавшей виды зажигалкой «Зиппо». Едкий табачный дым быстро вытеснил запах лета в комнате. Дюран предложил и мне сигарету, но я отказался, помня, что курить «голуаз» – все равно что вдыхать вулкан.

Он посмотрел на сигарету и улыбнулся.

– Вот только этим и хорошо приближение смерти. Всегда любил курить, но много лет назад бросил, однако сказал себе, что, если когда-нибудь тяжело заболею, накурюсь вволю. Я бы не поверил, что такое возможно, если бы не кое-что еще в том конверте, Сэм. Это кое-что убедило меня.

На кофейном столике кроме журналов, пепельницы и множества книг лежал маленький серебряный перочинный ножик. Дюран указал на него. Я взял ножик в руки. Ничего особенного – перочинный нож с двумя лезвиями, без всяких штучек вроде штопора или ножниц. По всей его длине виднелась глубокая царапина. В середине было выгравировано слово «Живчик».

– Он принадлежал моему отцу. У него было прозвище Живчик. Отец подарил ножик мне, когда я ушел на войну, в Корею. А я подарил его Эдварду, когда он поступил в колледж. Мужчинам из рода Дюранов он приносил счастье. Я хотел, чтобы нож принадлежал ему. Эдвард вспомнил, что в день убийства этим ножом вырезал на дереве свои и ее инициалы. Кто теперь вырезает инициалы любимой на дереве? Потом он рассказал Паулине историю этого ножа и подарил его ей... Мы говорили об этом с Эдвардом, пока шел процесс. Несмотря на ужас происшедшего, он зациклился на том, чтобы найти нож. Я все обыскал вместе с полицией, но нож исчез. Убийцы часто берут сувениры с места преступления. Когда я вел уголовные дела, нам часто удавалось предъявить человеку обвинение на основании таких сувениров, найденных у него дома... Это замечательно. Служа юстиции все эти годы, я видел всевозможные отклонения в человеческой психике, но ни разу, ни разу не заподозрил, что убийство Паулины – лишь одно в цепи кровавых деяний маньяка. Такое не могло прийти мне в голову.