спецназовцы просто сосунки. А служа в полиции, он заработал четыре благодарности за отвагу. Поэтому, когда он говорит, что этот парень нечто особенное, я ему верю.
– Но почему здесь?
– Потому что Никапли любит приходить сюда обедать и за покупками.
– Прошу отметить, что я не согласен.
– Отмечу, отмечу. Пошли.
Мы поднимались на эскалаторе, бегущем вдоль боковой стены здания и забитом так, будто одновременно с нами на нем поднимались и все остальные жители Лос-Анджелеса. По случайному совпадению, первым встретившимся нам в торговом комплексе магазином оказался тот самый зоомагазинчик, где Фил когда-то купил Блошку.
– И где, интересно, мы встретимся с мистером Никапли и Ко?
– В компьютерном магазине на втором этаже.
– Чтобы сменить тему, ответь, пожалуйста: ты уже думал, как собираешься переснимать эту сцену?
–Да. Вот почему я и хочу встретиться с этим парнем.
Уайетт взглянул на меня, слегка наклонив голову.
– Ты ничего не хочешь мне рассказать?
– Пока нет. Сначала я хочу встретиться с ним. А уж потом расскажу тебе, что думаю.
Одежда, продукты, электронные игрушки, столовое серебро… В этом огромном торговом центре, наверное, было все, что человеку могло бы понадобиться до конца жизни. Притом и все вещи, необходимые для разных ее этапов. Хотите в пятнадцать лет быть хиппи, носить брюки-клеш, есть простую пищу и слушать «Ванилла-Фадж»?
– Эй, ребята! – Мы обернулись и увидели перед собой Доминика с большим шоколадным пирожным в руке. – Не обращайте внимания. Знаю, что предстоит обед, но просто не смог удержаться.
– А где Никапли?
– Играет на компьютере. Пошли, я вас познакомлю. Знаешь, Вертун, на сей раз, я все-таки прихватил с собой ту футболку. Так как, подпишешь?
– Нет.
– Нет? – Мы с Домиником уставились на него.
– Нет, потому что я прихватил для тебя кое-что получше. – Он протянул Доминику свой пакет. В нем оказалась бирюзовая футболка с портретами Вертуна и всей его команды на груди.
– Вот это да! Просто чудо! Спасибо тебе огромное! Даже не знаю, что и сказать.
– Ты ведь уже сказал спасибо, Дом.
– А, Никапли, вот и ты. А мы как раз к тебе.
В его внешности совершенно не было ничего примечательного. Чуть выше среднего роста, темные волосы, очень круглое, с едва заметными оспинками лицо, украшенное очками в металлической оправе, за которыми скрываются совершенно никакие глаза. Руку он пожал крепко, но не раздавил. Костюм, белая рубашка, галстук. Встреть я такого на улице, принял бы, скорее всего, за торговца недвижимостью или страхового агента. Но определенно не за полицейского. И определенно не страшного.
– Что будете брать? У них здесь есть буквально все: китайская кухня, любые деликатесы – в общем, на любой вкус.
– Я, пожалуй, ограничусь сэндвичем с мясом.
– Заметано.
Мы направились к ресторану, а Уайетт с Домиником тащились за нами.
– Как мне вас…
– Можете называть меня Ник, Уэбер. Не стесняйтесь.
Голос у него тоже был ровным и ничем не примечательным. Мне все больше хотелось посмотреть на него в упор, но я не решался.
– А с чего это вы надумали встречаться со мной?
– Доминик говорит, что вы именно такой человек, который мне нужен
– И какой же вам нужен?
– Я попросил его познакомить меня с самым страшным на вид человеком, которого он только знает. Сзади к нам подошел Доминик.
– На самом деле он сказал так: «Какого самого страхолюдного ублюдка ты знаешь?» Понимаешь, Ник, я просто не смог соврать.
Обедали мы сэндвичами и обсуждением последних игр «Лос-Анджелес Лейкерз»
– Ник, а что было самым страшным событием в вашей жизни?
– Ну, и во Вьетнаме довелось навидаться такого, что поневоле крепко задумаешься. А уж когда так давно работаешь в полиции… Хотя нет, погодите минуточку! Да, могу вам точно сказать: самый страшный случай у меня был в детстве. Может, это покажется вам странным, но, кажется, я понял, что вы имеете в виду.
Когда мне было лет шесть или семь, мы с матерью в первый раз отправились с ночевкой к бабушке, которая жила в собственном доме в Уилкоксе. Милейшая старушенция. Но я все равно был страшно взбудоражен, поскольку еще никогда не спал не в своей постели. То есть для меня это было большим событием, понимаете? Ну, так вот, когда мать отправилась на покой, мы с бабушкой остались смотреть «Неприкасаемых»
И вот, может, полчаса спустя, я вдруг просыпаюсь от страшных звуков, издаваемых каким-то гигантским долбаным монстром, причем
Я хотел было просто улыбнуться, но не смог удержаться от смеха, который попытался скрыть, прикрыв рот рукой. Напрасно. Все трое уставились на меня. Никапли улыбнулся.
– Представляете, да?
– Представляю и понимаю! Сколько, говорите, вам тогда было лет?
– Шесть. Сами, небось, помните, как в те годы бывало страшно.
Доминик взглянул на нас.
– Так что же, черт возьми, случилось? Что там был за монстр?
Ник посмотрел на меня и подмигнул.
– Чудовищем оказалась моя храпящая бабка! Вот что это было за рычание. Просто я никогда раньше не слышал храпа. Можете себе вообразить, кем представляется громко храпящий в темноте взрослый шестилетнему мальцу?
– Ладно, будет тебе заливать-то, Ник. Так я и поверил, что у тебя самое страшное воспоминание в жизни – храп твоей бабушки, а не…
– Ей-богу, в жизни сильнее не пугался, Доминик. – Никапли сказал это так, будто упал нож гильотины. При этом очарование и нежность, буквально пронизывавшие его рассказ, будто умерли, а мы остолбенело уставились на человека, произнесшего последнюю фразу.
После этого мы с ним встречались довольно часто, но я так и не заметил в нем той «ужасности», которую приписывал ему в разных страшных историях Доминик. Единственное, в чем я приметил нечто угрожающее, так это дьявольский тон, каким он выговорил те последние несколько слов. Но я был вполне удовлетворен. Я нашел нашего Кровавика.
