— На корабле… — повторил Майкл.
— На каком корабле? О чем вы говорите? Отпустите мою руку, слышите!
— Мы прилетели, — не мог уже остановиться Майкл. Голос его был тих и еле слышен, но он странно завораживал и подчинял себе. — …Мы преодолели огромные пространства. Мы прилетели сюда, чтобы создать здесь рай. Рай. У вас. Здесь.
Он медленно обвел глазами купе, на мгновение остановился взглядом на забрызганном дождем окне, за которым были ранние сумерки и мокрый пейзаж Восточной Англии. Он смотрел на него с явным отвращением и все сильнее сжимал руку юноши.
— Послушайте, я хочу пойти в бар и выпить, — неуверенно взмолился свадебный гость. Он и сам не знал, так ли уж ему этого хочется.
— Мы оставили позади тех, кто пожелал уничтожить себя войнами, — бормотал Майкл. — Мы хотим создать мир, где не будет войн, а будут лишь музыка, искусство, просвещение… В нем не будет места ничему мелкому, суетному, презренному…
Приумолкший гуляка с удивлением смотрел на странного пассажира. Он не походил на престарелого хиппи, хотя кто знает. Его старший брат тоже однажды ушел в коммуну друидов и прожил там пару лет, питаясь пончиками с ЛСД и воображая, что он дерево. А потом ничего, вернулся. Теперь он директор торгового банка и больше не чувствует себя деревом. Правда, пару раз с ним это еще случилось, пока он наконец не сообразил, что ему нельзя пить какую-то определенную марку красного вина, которое будило в нем воспоминания.
— Нашлись и такие, кто предрекал нам неудачу, — продолжал свой печальный рассказ Майкл. Шум в вагоне не заглушал его тихого голоса. — Они утверждали, что мы тоже несем в себе семена раздора и войны, но мы были полны веры. Нашей целью были искусство, красота и их процветание. Высокое искусство и великая красота — музыка. Мы взяли с собой только тех, кто верил и стремился сделать это явью.
— О чем вы говорите? — наконец, опомнившись, спросил свадебный гость, но в его словах уже не было ни враждебности, ни вызова. Он незаметно для себя подпал под гипнотическое воздействие речей незнакомца.
— Когда это было? Где?
Майкл тяжело дышал.
— Когда вас не было еще на свете, — промолвил он наконец. — Не уходите, и я вам все расскажу…
27
Наступила долгая полная тревоги пауза. За окном опускались сумерки, стемнело и в комнате. От причудливой вечерней игры света фигура профессора казалась тенью.
Словоохотливый непоседа Дирк был безмолвен. Его глаза, сиявшие детским любопытством и восторгом, снова скользнули по неказистой обстановке профессорской гостиной, по ее старинным деревянным панелям и потертому ковру на полу. Руки его заметно дрожали.
Ричард, слегка нахмурившись, словно решал в уме сложнейшую задачу, наконец посмотрел на профессора и прямо в лоб спросил:
— Кто вы?
— Понятия не имею, — весело и беспечно ответил профессор. — Многое выветрилось из моей памяти за это время. Видите ли, я очень стар. Ужасно стар. Если бы я сказал вам, как я стар, боюсь, это напугало бы вас. И, как ни странно, это напугало бы и меня самого, ибо я даже не могу вспомнить свой возраст. Я многое перевидал и, слава Богу, большую часть перезабыл. Беда в том, что с человеком, достигшим моего возраста, о чем я, кажется, уже говорил, происходит нечто странное… Я, видимо, это уже говорил?
— Да, да, говорили.
— Хорошо. Я забыл, говорил или нет. Дело в том, что человеческая память с годами не становится богаче, из нее многое просто выпадает. Так что, как видите, разница между человеком моего возраста и вашего не в том, насколько много он помнит, а в том насколько много он забыл. В конце концов даже забываешь, что именно ты забыл, а потом забываешь вообще, что ты когда-либо что-то помнил, и уже не помнишь, что только что сказал…
Он растерянно посмотрел на чайник в руках.
— Но помнишь вещи… — попытался деликатно помочь Ричард.
— Запахи и серьги…
— Простите, профессор?
— Что-то, конечно, остается и напоминает о себе по какой-то причине, — бормотал профессор, сокрушенно тряся головой, и вдруг неожиданно сел. — Серьги, которые были на королеве Виктории в серебряный юбилей ее правления. Очень странные серьги, запечатленные, конечно, на портретах того времени. И запах улиц, прежде чем на них появились автомобили. Трудно сказать, когда было хуже. Вот почему так жив в памяти образ Клеопатры. Убийственное смешение воспоминаний о королевских серьгах и запахах. Боюсь, что они останутся в памяти, даже когда все остальное забудется. Я буду сидеть в полутемной комнате, беззубый, потерявший зрение и обоняние старец, у которого только и останется, что эта жалкая седая головенка. А в ней — странное видение: уродливые голубые с золотом подвески, в которых резко преломляются праздничные огни, и еще запах пота, бродячих кошек и смерти. Интересно, что это все может означать для меня…
У Дирка буквально перехватило дыхание, когда он осторожно двигался по комнате и легонько, кончиками пальцев касался стен, спинки кушетки, крышки стола.
— Как давно все это… существует?.. — наконец спросил он.
— Здесь? — переспросил профессор. — Лет двести. С тех самых пор, как я вышел в отставку.
— В какую отставку?
— Понятия не имею. Мог же я в конце концов занимать какую-то должность, а? Как вы считаете?
— Вы хотите сказать, что всегда жили в этой квартире… все эти двести лет? — пробормотал Ричард. — Вы не думаете, что это могли заметить и найти весьма странным?
— О, в этом вся прелесть Кембриджа. Здесь столько тайн, — с удовольствием пояснил профессор. — Если бы мы начали ими делиться, нам бы сидеть здесь безвылазно с Пасхи до Рождества. Свлад… э-э-э… Дирк, дорогой друг, прошу вас не трогать это. Пока.
Профессор заметил, как Дирк протянул руку к старым счетам, лежавшим на столе.
— Что это? — резко спросил Дирк.
— То, что вы видите, старые деревянные счеты, — ответил профессор. — Я потом вам их покажу, а пока я хотел бы поздравить вас с необыкновенной проницательностью. Как вы нашли разгадку?
— Должен сознаться, что не я ее нашел, — с несвойственной ему скромностью признался Дирк. — Пришлось обратиться к мальчишке на улице. Я рассказал ему о фокусе и спросил, как фокусник смог это сделать. Вот, что он мне ответил, цитирую почти дословно: «Чего тут голову ломать, черт побери? Ясно, что он воспользовался машиной времени». Я поблагодарил молодого гения и дал ему шиллинг. Довольно больно лягнув меня в голень, он пошел своей дорогой. Вот кто решил загадку фокуса. Мне остается только доказать, что он был прав. Дав мне пинка, мальчишка избавил меня от необходимости самому задать себе взбучку за тупоумие.
— Да, но вы были достаточно проницательны, мой друг, решив обратиться именно к ребенку, — утешил его профессор. — С этим я вас и поздравляю.
Дирк не сводил со счет подозрительного взгляда.
— Ну и как… они работают? — спросил он нарочито равнодушным тоном.
— В сущности, необычайно просто, — охотно пояснил профессор. — Они способны выполнить любое ваше задание. Подключенный к счетам компьютер довольно современен, а по мощности он превосходит все компьютеры планеты, включая самого себя, в этом главная его особенность и секрет. Никогда не мог этого понять, если говорить честно. Девяносто пять процентов его мощности уходит на то, чтобы он понял, чего
