Клиф уступил.
– Хорошо.
Эди стремительно повернулась на бок, освобождая ему место на узкой кровати рядом с собой.
– Просто обними меня и полежи со мной немножко, – прошептала Эди.
Почему бы не выполнить эту просьбу? Что в ней дурного? – спросил себя Клиф, ложась рядом с Эди. Она нервничает из-за бабушки и нуждается в утешении. Неужели он ей в нем откажет? Клиф сжал Эди в объятиях. Что еще он мог ей дать, прежде чем навсегда уйти из ее жизни? Он покинет ее, как только она уснет.
Клиф закрыл глаза. Как сладостно было чувствовать на шее ее легкое теплое дыхание. Как может то, что ты ощущаешь как благо, быть злом? Это была последняя мысль, мелькнувшая у него в голове перед тем, как он погрузился в глубокий сон без сновидений.
Эди медленно открыла глаза и увидела, что лежит на боку, тесно прижавшись к Клифу. Ее голова покоилась у него на плече, бедро было зажато между его ногами.
Она чуть подвинулась, чтобы видеть его лицо: Клиф спал, его глубокое, ровное дыхание приподнимало грудь и отдавалось в ее груди. Как она его любит! В это трудно поверить, она узнала его так недавно, но у нее не было сомнений в том, какое чувство трепещет в ее сердце. Она сама удивилась силе своей любви.
Эди думала, что, посвятив себя уходу за бабушкой, наполнила свою жизнь, но внезапно увидела, до чего пуста она была до того, как в ней появился Клиф.
И она ему не безразлична. Эди знала это так же твердо, как то, что утром встает солнце, а за летом следует осень. Она видела это по его взгляду, чувствовала по прикосновению его руки, по тому, как ласково он ее обнимал, когда ей так нужно было выплакаться.
Эди нежно гладила лицо Клифа, обводя пальцем контур лба, щек, губ. Сильное лицо. Прорезавшие его кое-где морщины свидетельствовали о нелегкой жизни. Клиф пошевелился, крепче сжал ее, но не проснулся.
Эди приникла губами к его шее, руки засновали по груди, спустились на мускулистый живот, нерешительно задержались у пряжки пояса. Стоит ли его будить? Он так мирно спит. Она улыбнулась в предвкушении, руки, словно сами собой, принялись расстегивать джинсы. А почему бы и нет? Спит! Можно заняться куда более интересными вещами.
Клиф вынырнул из глубокого сна, чтобы ощутить, что он не только бодрствует, но исполнен жгучего желания, и переход этот совершился в считанные секунды, не дав ему времени его осознать. И в тот же миг он с изумлением почувствовал, что руки Эди, забравшись ему под пояс джинсов, обследуют единственную часть его организма, которая, судя по всему, полностью проснулась.
Благоразумное решение никогда больше не заниматься с Эди любовью спряталось куда-то в глубину его существа, когда он увидел, что она обнажена и руки его касаются ее теплого тела. Эди склонилась над ним, стаскивая с его ног джинсы. Лучи послеполуденного солнца струились в окно спальни, танцевали на ее коже, придавая ей блестящий золотистый оттенок.
А когда за ласкающими его руками последовали губы, улетучились последние крупицы благоразумия. Эта медового цвета колдунья завладела им целиком: его телом, душой и рассудком. Рубашка последовала за джинсами и халатом Эди, образуя беспорядочную кучу на полу. Узкая кровать стонала и скрипела под ними, заглушая нетерпеливые вздохи, доносящиеся со сбившихся простынь.
Их взаимные ласки доставляли обоим острое наслаждение. Они вновь открывали для себя то блаженство, которое нашли в прошлый раз. Оба молчали. Слова были излишни, их тела говорили за них все, что надо было сказать. А затем он проник в нее, слив их воедино, и пустился вместе с ней в путь на небеса. Достигнув их, Эди прильнула к Клифу, вновь и вновь повторяя его имя благоговейно, как молитву.
– Придется, верно, потратиться на двуспальную кровать, – сказала с улыбкой Эди, гладя волосы Клифа.
Клиф сжался: реальность вступила в свои права и заставила его понять всю чудовищность того, что он сделал. Этого не должно было быть. Это только все осложнит. Надо собраться с силами. Он должен вырвать себя из ее жизни немедленно, прежде чем он причинит ей непоправимое зло.
– Эди! – Клиф скатился с нее и, не удержавшись, с глухим стуком упал на пол.
Эди звонко рассмеялась и перегнулась через край кровати, больше похожая на озорного мальчишку, чем на женщину, которая только что доводила его до умопомрачения. Клиф понял, что не сможет ничего ей сказать – во всяком случае, сейчас. Не то у них сейчас настроение. Не может он говорить о разлуке, когда кожа его все еще пахнет ею, когда губы его еще не забыли вкус ее губ. Не может он говорить, что для них нет надежды, когда их тела еще не просохли от любовного пота, когда ее глаза все еще сияют любовью.
– Который час? – спросил Клиф, подхватывая с пола джинсы.
– Около пяти. Мы долго спали. – Она томно потянулась. Было удивительно приятно лежать и смотреть, как Клиф одевается, как натягивает джинсы на стройные ноги, поправляет рубашку на широких плечах. Эди и не подозревала, что это зрелище так возбуждает.
– Мне надо спешить. Я должен зайти в полицейский участок. – Клиф кончил застегивать рубашку.
– Сперва поцелуй меня, – сказала Эди с обольстительной улыбкой.
– Эди, я и так опаздываю, – возразил Клиф.
Он был в отчаянии, и язва желудка вдруг дала о себе знать острой болью. Ему было необходимо уйти, между ним и Эди должно было быть расстояние. Она, ее взгляд, ее атласная кожа были сильнее его.
– Клиф Марчелли, неужели вы не можете потратить минуту и поцеловать меня? – воскликнула Эди, уязвленная его резким ответом.
Видя по ее лицу, что он ее обидел, Клиф наклонился, чтобы поцеловать в щеку, но Эди повернула голову и перехватила его губы своими. Клиф не сопротивлялся, напротив, он смаковал поцелуй. Он старался запомнить ее душистое дыхание, опьяняющее прикосновение языка, аромат волос. Он хотел запомнить все,
