общаться с грубиянами и раньше. Она удивлялась сама себе. Почему этот Клиф так действует ей на нервы? Эди бросила взгляд туда, где он сидел, устремив все внимание на склад напротив. Больше всего ее возмутило то, что он сам спросил про бабушку, проявил к ней интерес, а когда она стала ему отвечать, грубо ее оборвал. Эди заметила любопытство, мелькнувшее у него в глазах. А затем, словно выключили телевизор, глаза его снова стали похожи на пустой экран.
Эди кончила зажигать ароматические свечи, налила в хрустальный бокал белого вина и, взяв его с собой, села на диван. Скинув туфли, положила ноги на кофейный столик и приказала себе расслабиться. В это время каждый вечер она могла наконец перевести дух, потягивая вино, вдыхая букет запахов, испускаемых мерцающими свечами, а главное, наслаждаясь бездельем. Сбрасывала с себя все дневные заботы и неприятности, как змея, высвобождающаяся из старой кожи. Снимала стресс – так сама она называла этот процесс. Но сегодня обычное спокойствие духа не приходило к ней. Во всем виноват он, этот Клиф. Эди метнула на Клифа неприязненный взгляд. Он сидел, как хмурый страж, вторгшийся в ее жизненное пространство. Даже спиной она ощущала его присутствие. Как один грустный ребенок может омрачить для всех остальных детей день рожденья, так и Клиф своей угрюмостью набрасывал на нее, Эди, темный покров.
Эди подвинулась – теперь, сидя боком, она снова видела его спину. Плечи его были напряжены, ей нетрудно было представить под свитером бугры вздувшихся мышц. У нее вдруг возникло дикое желание подойти к нему сзади и погладить их, снять напряжение. Эта мысль поразила ее, даже слегка испугала.
– Вы женаты? – вопрос слетел с губ Эди прежде, чем возник в уме.
Клиф обернулся, взглянул на нее, в темных глазах – печаль.
– Нет.
Эди кивнула, чуть заметно улыбнувшись. Ответ ее не удивил.
Клиф отвернулся от нее, отвинтил пробку бутылочки с содовыми таблетками и проглотил еще две. Он не знал, что было причиной – бутерброды с кетчупом или Эди, но желудок горел огнем. Он вынул из сумки вахтенный журнал, раскрыл, посмотрел на ручные часы, отметил время, затем написал: «Никаких происшествий». Уолт был очень педантичен и желал получать в письменном виде ежечасный отчет обо всем, что произошло, даже если не произошло ровным счетом ничего.
Зачем ей понадобилось зажигать все свечи? – внезапно возник у Клифа в мозгу непрошеный вопрос. Они наполнили комнату сладким ароматом и расплескали уютные лужицы света, танцующего на волосах Эди, смягчающего контуры ее лица и заливающего щеки теплым румянцем. Почему она не легла спать? Нарочно она, что ли, тут сидит, чтобы действовать ему на нервы?
В оконном стекле перед Клифом было ясно видно ее отражение. Эди сидела боком, задумчиво глядя в пространство. Изгиб скулы, прямая линия носа, вызывающе вздернутый подбородок. Взгляд Клифа задержался на длинной стройной шее, грациозность которой еще подчеркивалась косой, спадающей на спину. Интересно, как она выглядит с распущенными волосами? Карандаш, который он держал в руке, неожиданно чиркнул по бумаге.
– Черт! – восклицание взорвалось, как фейерверк, нарушив тишину и покой, царившие в комнате.
– Что случилось? – Эди, напуганная, вскочила с места.
– Сломал грифель, – ответил Клиф, поворачиваясь и глядя на нее с таким видом, будто в ответе за это – она.
Эди удивленно смотрела на него.
– Вы всегда так расстраиваетесь из-за пустяков?
– А как, черт подери, мне писать отчет без карандаша?
Он знал, что переигрывает. Знал, что его реакция вызвана вовсе не сломанным карандашом.
Эди встала, подошла к кухонному столику и, достав из ящика карандаш, протянула его Клифу.
– Спасибо, – сказал он, кинув на нее взгляд, где стыд боролся с замешательством.
Взгляд этот оказался губительным для Эди, словно Клиф ласково коснулся ее рукой. Она не ждала от него ничего, кроме раздражения и грубости, но его мгновенный взгляд показал Клифа в новом свете. Она увидела, насколько он уязвим, и это сделало его куда симпатичней.
Несколько долгих секунд они смотрели друг другу в глаза. Эди стояла так близко от Клифа, что чувствовала жар его тела, видела жесткую черную щетину на небритых щеках. Она смутно ощущала свой участившийся пульс и, вспыхнув, отвела глаза от его глаз, державших ее словно бабочку, приколотую булавкой к листу картона.
– Я… я думаю, мне пора ложиться. Вы погасите свет, ладно?
Она не стала ждать ответа и чуть не бегом покинула комнату. Последний звук, который она слышала, было тарахтенье в бутылочке содовых таблеток.
Эди нажала первую кнопку будильника и продолжала лежать в полудремоте. После сна Эди всегда бывала в дурном настроении. Бабушка, бывало, поддразнивала ее, говоря, что с ней опасно заговаривать, пока она не выпьет стакан апельсинового сока и не просидит часок, уставившись в пространство. Глядя на эту девочку, понимаешь, что значит человек с причудами, говаривала она со смехом. Эди сама знала, что утреннее состояние – ее слабое место, поэтому вставала всегда рано, чтобы успеть справиться со своими «причудами» до того, как проснется бабушка.
Когда будильник зазвонил снова, она оттолкнула его от себя, заставив замолчать резким ударом по второй кнопке. Встала с кровати. Тело по привычке подчинилось приказу, но голова работала с трудом.
Почти не видя ничего со сна, Эди побрела из спальни в кухню за апельсиновым соком, который помогал ей очнуться.
Она открыла дверцу холодильника, вынула кувшин с соком, налила стакан и поднесла его к губам, поворачиваясь одновременно к окну. Удивленно вскрикнув, она выпустила стакан, и он разлетелся у ее ног на мелкие осколки.
Глава третья
– Почему вы не окликнули меня? – она возмущенно смотрела на Клифа. – Почему не кашлянули или еще
