покупки летели в мусоропровод моего сознания.
Юра сказал:
– Вы это делаете слишком херово.
Я не знал, что сказать. И тут он как будто стал оправдываться:
– Я прошел по целому ряду, и у вас все саженцы легко вытащить. Вы с Тимофеем завтра не поедете, скажи ему тоже, – он был очень расстроен и обижен на нас. Он говорил так, будто я не оправдал его доверия.
А я был зол на него, хотя он был довольно вежлив. Вообще он был интеллигентный мужик. И он несколько раз говорил нам, чтобы мы их лучше фиксировали. Но ответил я, конечно, по-другому:
– Отлично, – полсекунды прицеливался и выстрелил: – Ну вас в жопу с этими кедрами! Только это был не наш ряд! Мы нормально сажали!
Но отцу я сказал, что работы осталось мало, что Юра будет доделывать оставшийся участок с постоянной бригадой. Того, что я заработал на кедрах, едва хватило на новые штаны.
И вот теперь я остался со своей неродной мне больше комнатой. Компьютерными играми, программой слепого десятипальцевого метода печати и нерешительными попытками устроиться на работу. Я ездил даже на биржу труда, там переписывал номера пару раз, их у меня было много записано, но звонил я далеко не по каждому. И даже туда, где я договорился о собеседовании, я не ходил. Я ощущал себя ребенком, пытаясь найти работу. И еще меня выводил из себя курс машинописи, который я уже проклинал, но непонятно зачем продолжал осваивать. Если ты привык печатать, используя по три пальца каждой руки, а тут пытаешься использовать все десять, это доводит. Но мне хотелось это уметь. Я мечтал о том, как приду к кому-нибудь в гости, сяду за компьютер и покажу им всем жизни. Сяду за компьютер у Тимофея, например, возьму первую попавшуюся книгу и, глядя в нее, но не на экран, забарабаню по клавишам. Первые два дня я занимался на этой программе по десять часов, но потом упражнения стали такими сложными, что прыти моей поубавилось. Я пытался все делать правильно, не глядя и быстро, но ошибался, программа говорила мне «ой!», и я начинал заново, психовал, ругался, домашние мне говорили, чтобы я был тише и что я дурной. Один раз я разорался, швырнул стул, и мы поругались с мачехой. Несколько раз я выходил на крыльцо со сжатыми кулаками после какой-нибудь тридцатой попытки выполнить упражнение, смотрел на прохожих за оградой нашего дома, мечтая перестрелять всех их, особенно тех, которые знают, что надо делать в жизни, куда идти и как быть в той или иной ситуации, как стать счастливыми. И я ударял в стену нашего дома кулаком, становилось дико больно. Я успокаивался и шел дальше бороться с этой программой. Но потом я делал перерывы все больше и больше, начинал играть в игры.
И еще мы выпивали с Тимофеем, оба без работы, он уже два с лишним месяца, как окончил университет на биолога, худший диплом года по оценкам. Я – три раза учился на первом курсе… Выпивали мы в огромных количествах.
Но потом мне прописали двадцать дней уколов и никакого пьянства. Сначала врач взял у меня кровь, взял мазок на флору, поставил один укол – провокацию. Сказал, сегодня выпей, а потом будем брать у тебя еще три дня мазки. И еще направил на УЗИ простаты. Я ночевал тогда у Тимофея, позвонил отцу и сказал:
– Я останусь у Тимофея сегодня, а завтра мне будут делать УЗИ!
– УЗИ чего? – спросил он.
– Простаты! Засунут мне адскую машинку в зад и лишат меня невинности! Так что я сегодня выпью, а если завтра я не вернусь, знайте, что со мной случилось!
– Не ты первый, не ты последний, – ответил мой отец и заметил, что я уже выпил.
Мне очень понравился его ответ, и я почувствовал, что он мне родной человек, хоть мне и было обидно, что у него в сорок шесть нет подобных проблем. Я ему сказал как-то: эх ты, ведь тебе скоро полтинник, а у тебя нет таких проблем! На что он сказал: да не надо кушать водочку в таких количествах и спать с кем попало, и все в порядке будет и до и после пятидесяти. И вот он я, уже чувствую себя как старый дед: давление прыгает, с простатой нелады.
Так на следующий день я оказался в диагностическом центре.
Но кабинет урологического УЗИ не работал, и сначала я думал, что дефлорация отменяется, уже было обрадовался, и тут мне сказали, что все-таки можно пройти через эту унизительную процедуру в кабинете исследования брюшной полости. Туда я и пошел. Там я сидел в очереди и переживал. Потом я зашел в кабинет и, на свое удивление, обнаружил двух женщин. Одна молодая – за компьютером, вторая старше, но еще довольно красивая. Та, что старше, выяснив мой возраст, предложила мне разуться, но, узнав, что у меня нет полотенца, отправила на первый этаж купить пеленку. Я вернулся с пеленкой, и она опять предложила мне разуться, потом постелить пеленку на кушетку и лечь на бок. Потом подогнуть колени к подбородку и оголить зад.
– Ну и работенка у вас, – сказал я неловко.
– Ничего, справляемся, – ответила она, уже надев специальный презерватив для УЗИ на такую пластмассовую штуку, подключенную к аппаратуре. С этими словами она меня дефлорировала. Ничего страшного, только у меня было чувство, что я опростаюсь прям на кушетке, я думал, что мой кишечник недостаточно пуст. И мне было очень стыдно, пока я не понял, что это чувство мучит меня из-за ощущения постороннего предмета внутри и что чувство это мнимое. Тогда я вдруг подумал с этой штукой в заднице: меня вылечат. Я буду здоров, сейчас я вылечу простату и женюсь на хорошей девушке, не буду ей изменять, не будет больше венерических болезней, начну заниматься спортом, у меня прекратятся проблемы с давлением, и я буду совсем здоров. И если я буду здоров, то, возможно, я буду счастлив. Да, наверное, я даже найду работу, которая мне будет нравиться, у меня опять будут получаться хорошие рассказы. Я еще не сильно наломал дров, еще можно все вернуть, и понять себя, и стать цельным человеком. Вынули эту штуку из зада, я встал и надел штаны. Настанет день прощения всех пьяниц, думал я, настанет, и будет дан новый шанс!
И к тому же вскоре анализы показали, что у меня не осталось инфекций в организме, но вот кровообращение в простате нужно восстановить. Мне прописали курс уколов на двадцать дней, как я уже говорил, и еще врач посоветовал начать ходить на массаж простаты. Для меня это было дорого, поэтому я делал всякие страшные процедуры самостоятельно. Моя мачеха нашла где-то тоненькую книжечку о простате, после чего я пришел в аптечный супермаркет. Я ходил и не мог найти клизму, которая мне нужна была, как говорилось в книжке, зато наткнулся на интимный отдел и впервые в жизни увидел все эти пугающие самотыки и прочие хитрые приспособления. Потом я все-таки подошел к девушке-консультанту и сказал:
– Мне бы найти, где у вас тут клизмы.
– Спринцовки? – спросила она. Я раньше и слова-то такого не слышал.
– Клизма нужна мне. Клиз-ма.
– Спринцовка, – сказала она, – а клизму вы себе сами сделаете.
И крикнула другой девушке, чтобы та показала мне спринцовки. Какого размера мне нужна, спросила меня вторая. Я сначала не понял, а когда она открыла какой-то огромный ящик, я понял, почему она спросила. Их было много разных размеров и цветов, и взял я себе красивую зеленую средних размеров клизму. Оказалось, что теперь наука далеко ушла в производстве оных, и клизмы теперь совсем не такие, как те, из которых мы брызгались в детстве, а намного эстетичней. И еще я купил лепестки ромашки.
Одиночество наваливалось на меня, когда я бился с десятипальцевым методом, с машинописью и простатой. И теперь не мог печатать ни по-старому – потому что разучился, ни по-новому – потому что еще не научился. Потом, ближе к ночи, когда родители и мой младший брат уже спали, я делал кое-какие упражнения из книги о простате, которая, кстати, называлась «Второе сердце мужчины». Я вставал на четвереньки и задирал ноги по очереди. Еще сжимал анус: три подхода по тридцать, спасительная якобы для кровотока манипуляция. А на десерт ждала процедура, из-за которой я чувствовал себя наиболее несчастным и одиноким, которая в сотни раз уменьшала меня, а мир делала больше в тысячи.
Сначала просто очистительная клизма:
полежать на боку пять минут, сдерживая теплую воду в себе,
когда все, что в тебе было, со свистом выйдет в унитаз,
вторая клизма – из отвара ромашки,
