«инородцев»! 1952 год — в Москве разворачивается дело врачей, у нас к «жертвоприношению» намечены основоположник теории горения Давид Альбертович Франк-Каменецкий, автор многочисленных экспериментальных методов Вениамин Аронович Цукерман и я. Именно в этом году к нам на объект направили академика М.А.Лаврентьева, а также А.А.Ильюшина [130] с их учениками. Но эти ученые при всех их достоинствах, по разным причинам существенного вклада не сделали. Через несколько лет все они оттуда уехали. А «жертвоприношение» не состоялось, так как наступило 5 марта 1953 г.
По отношению к биологии и многим политическим проблемам взгляды мои и Андрея Дмитриевича Сахаpова совпадали. Но его вольномыслие было глубже и масштабнее. Сначала им владели иллюзии, что он может влиять на самые высокие эшелоны власти. Ведь он довольно часто встречался с военными и государственными руководителями высшего ранга, и в их числе с Хрущевым. Выяснилось, однако, что влияние, которое он может оказывать на них, крайне ограничено. С горечью Андрей Дмитриевич говорил мне, что для Хрущева понятие демократии было лишено всякого содержания. Никита Сергеевич думал и говорил примерно так: 'Я же хочу добра советскому народу. Если мне посоветуют что-нибудь полезное, я это сделаю. Чего же еще нужно?' А то, что он может ошибаться в главном, было вне его понимания.
В какой-то момент Андрей Дмитриевич, по его словам, понял, что надо обращаться к тем, кто его будет слушать. И в 1968 г. появились его «Размышления», изданные за рубежом общим тиражом в 20 миллионов экземпляров.
По логике Андрея Дмитриевича, на десятилетия опеpедившей свое вpемя, приоритет в абсолютной шкале ценностей имеют не производственные отношения, а права человека, достоинство и защищенность отдельной личности, демократические институты, обратные связи правительства и народа. Только эти факторы определяют, насколько общество продвинулось на пути от варварства к цивилизации. После того, как «Размышления» стали известны руководителям страны, Сахаров был отстранен от секретной работы. Это случилось в июле 1968 г. Через год с лишним ему разрешили приехать в город, чтобы забрать вещи. Навсегда покинул он объект 14 сентября 1969 г. В тот же день вернулся со своей семьей в Москву и я. Это совпадение только отчасти было случайным. Два десятилетия моя идеология и высказывания воспринимались горкомом КПСС с беспокойством и осуждением. Наши отношения стали остроконфликтными в 1956 г., после венгерских событий, и в 1967 г., после шестидневной арабо- израильской войны. В 1969 г. я уехал в Москву — после того, как горком отказался подписать мою характеристику для выборов в АНСССР, а ученый совет объекта покорно снял мою кандидатуру. (Я.Б.Зельдович, А.Д.Сахаров, И.Е.Тамм и Д.А.Франк-Каменецкий в это время на объекте уже не работали и в ученый совет не входили.)
В Москве встречи с Андреем Дмитриевичем происходили эпизодически. Как-то у него на квартире разговор коснулся нашей прежней работы. 'Давайте отойдем от этой темы, — сказал он мне. — Я имею допуск к секретной информации. Вы тоже. Но те, кто нас сейчас подслушивают, не имеют. Будем говорить о другом'. Так принципиально и щепетильно относился Сахаров к сохранению известных ему государственных секретов.
В другой раз я подписал у него обращение к Правительству СССР и мировой общественности об освобождении биолога Жореса Медведева, заключенного в психиатрическую больницу. Андрей Дмитриевич рассказывал мне тогда о совещании с главным психиатром СССР Снежневским с участием будущего президента АН СССР А.П.Александрова и нескольких других академиков. Снежневский утверждал, что из анализа трудов Жореса Медведева однозначно следует, что он психически нездоров. Андpей Дмитpиевич вспомнил также, что во время этой встречи Анатолий Петрович заметил ему с укором: 'Что вы все стремитесь, чтобы иностранная свинья совала свое рыло в наш советский огород?'
В 1972 г. я подписал организованные Сахаровым обращения против смертной казни и за амнистию политзаключенных. Случилось так, что по просьбе Андрея Дмитриевича я показал академику А.П.Александpову обращение за отмену смертной казни. Анатолий Петрович подписать отказался. 'Что вы, что вы, — сказал он. — Разве можно. У нас на каждом углу убивают'.
В декабре 1973 г., когда Андрей Дмитриевич и Елена Георгиевна были в академической больнице, я их там навестил. Разговор, в частности, зашел о поправке Джексона [131] . Я напомнил, что после подавления революции 1905 г. Максим Горький ездил по разным странам и призывал не давать кредиты царскому правительству. Андрей Дмитриевич улыбнулся. 'Люся, — сказал он, — оказывается, Максим Горький был за поправку Джексона'.
Андрей Дмитриевич Сахаров оставил глубокий след в науке и в истории нашей страны. Круг его научных и общественных интересов был непостижимо широк. Много лет он видел свое главное предназначение в создании сверхмощного оружия, делающего невозможным войны. Его остро интересовали вопросы радиационной безопасности и далекие последствия для здоровья будущих поколений атомных испытаний, даже если они незначительно повышают радиационный фон. Его инициативы и усилия ускорили подписание договора о запрещении испытаний ядерных зарядов в атмосфере, воде и космосе. Вместе с И.Е.Таммом им был сделан первый и, возможно, решающий шаг к мирному использованию термоядерной энеpгии. Сахаровым был изобретен способ получения импульсных сверхсильных магнитных полей в миллионы гаусс. Всеобщее признание получили взгляды Сахарова на процессы, протекавшие в первые мгновения существования нашей Вселенной, объясняющие образование вещества в известных нам формах. Все большее число сторонников приобретают аргументы Сахарова в пользу строительства безопасных подземных атомных электростанций.
Бесстpашно выступил А.Д.Сахаpов пpотив пpеступной военной авантюpы в Афганистане. Результатом этого были тяжелые испытания, многие годы ссылки. До последнего часа своей жизни Андрей Дмитриевич Сахаров в своей правозащитной деятельности противостоял огромной репрессивной системе государства. Многие ученые воспpинимали это как нечто пpотивоpечащее основным законам пpиpоды, что-то вpоде нарушения закона сохранения энергии.
Андрей Сахаров. Воспоминания. Нью-Йорк, изд-во им. Чехова, 1990.
В.А.Цукерман, З.М.Азарх. Люди и взрывы. — Звезда, 1990, № 9-11.
Ю. Б. Харитон. Ядерный след. — Правда, 25 авг. 1989, № 237.
Л. В. Альтшулер. Так мы делали бомбу. Интервью О.П.Морозу. — Литературная газета, 6 июня 1990, № 23.
А. Д. Сахаров. Человек универсальных интересов. Andrey Sakharov. A Man of Universal Interests, Nature, v. 331, February 25, 1988.
Л.Н.Белл
Принцип несоответствия
Мое знакомство с Андреем Дмитриевичем Сахаровым не очень близкое, и есть много людей, которые горaздо чаще и ближе сталкивались с ним, чем я, и потому значительно лучше знали его. Тем не менее, получив предложение составителей книги воспоминаний написать об Андрее Дмитриевиче, я, вопервых, счел своим долгом выполнить эту просьбу и, вовторых, исходил из того, что для лучшего понимания 'явления Сахарова', возможно, некоторый интерес могут все же представить и «периферийные» впечатления.
Андрея Сахарова я знал, когда мы были молоды — еще будучи студентами физфака МГУ и аспирантами ФИАНа. Поступили мы в университет в 1938 г. Учились мы с Андреем в разных группах и поэтому общались в основном на лекциях. Мне особенно запомнился один, вроде незначительный, эпизод, но оставивший, тем не менее, заметный след в моей памяти. Закончилась лекция, выходим из Ленинской
