Еще крепче «прикладывал» Сахарова белорусский академик Н.Еругин:
'Забросив науку, он ринулся в атаку на мирную советскую политику, на советский образ жизни. Маска сброшена, перед нами предстала, по сути дела, марионетка в руках темных империалистических сил'.
Интересно, до чего бы договорились авторы этих писем, распаляя друг друга, если бы эта кампания длилась не неделю, а дольше.
Одновременно с письмами известных деятелей печатались письма рядовых читателей:
'Мы, представители многотысячного коллектива рабочих Автозавода имени И.А.Лихачева…'
'Мы, механизаторы тракторной бригады ордена Ленина колхоза имени ХХ съезда КПСС Новоукраинского района Кировоградской области…'
'Мы, доменщики Магнитогорска…'
'Коллектив нашей бригады с возмущением узнал о поведении академика Сахарова…'
'Наши колхозники до глубины души возмущены непорядочными действиями академика Сахарова…'
'Я и мои товарищи по труду прочитали письмо выдающихся советских ученых-академиков по поводу недостойных действий академика Сахарова…'
Какие действия? Какое поведение? — спросить бы у тех, чьи фамилии стоят под этими строчками.
Впрочем, известно, как в былые годы «организовывались» подобные 'письма трудящихся'.
Как пятнадцать лет назад Пастернака, Сахарова упрекали в том, что он неблагодарный едок народного хлеба.
'…Человек, который, используя все блага советского строя, стал ученым, живет в условиях, которым позавидовали бы многие ученые мира… (
'Как можно пользоваться благами советского ученого и гражданина и в то же время поносить самое святое — Родину нашу, отвоеванный и укрепленный мир?'
'…Неблагодарность… к народу, тебя воспитавшему, к Родине, создавшей все условия для плодотворной успешной работы, преступна'.
'…Не укладывается в сознании, как гражданин Советского Союза, используя все блага нашей жизни, все, что дано советским строем, мог дойти до такого падения!'
Бывший партизан из Подольска рассказал в своем письме об украинской Зое — партизанке Кате Ганзиной, замученной и сожженной в известковой печи. У читателя создавалось ощущение, что это чуть ли не Сахаров ее замучил и сжег.
Текстам соответствовали и заголовки писем: 'Отповедь клеветнику', 'Предел падения', 'Недостойно звания ученого', 'Грязная попытка', 'Позорит звание гражданина', 'Недостойная акция', 'Такое поведение — предательство', 'Позиция, чуждая народу', 'Заодно с врагами'…
…В морозное воскресенье 17 декабря прошлого года, когда непрерывающийся поток обледенелых москвичей и приезжих (сколько вдруг единовременно собралось вместе чистых, светлых, интеллигентных лиц!) все тек и тек мимо гроба Андрея Дмитриевича во Дворце молодежи, обтекая его с двух сторон, всякий примечал посреди капитальных казенных венков воткнутую бумажку с надписью, сделанной от руки красным фломастером, — 'Прости нас!' — самые точные слова, какие можно сказать последнему святому, отринутому на грешной и беспутной земле русской.
Ю.А.Романов
Ответы на вопросы сотрудников американского телевидения
Корр.: Когда Вы узнали о том, что американцы сбросили атомную бомбу на Японию, какова была Ваша pеакция? А реакция правительства?
Ю.Р.: В 1945 г. я был студентом только что созданного для подготовки специалистов по атомной науке и технике инженерно-физического факультета Московского механического института (ныне МИФИ). Поэтому факт создания атомной бомбы для меня не был новостью. Наша страна пережила жестокую войну, и на фоне пережитого атомная бомбардировка Японии мне не показалась столь ужасной. Катастрофические последствия атомной войны я осознал позднее, когда более плотно столкнулся с этими проблемами.
Я не помню, чтобы в официальной прессе того времени, сразу после взрыва, выражались резкие ноты осуждения атомной бомбардировки. Фактическая реакция правительства была четкой — в интересах укрепления обороноспособности страны необходимо всемерно форсировать работы по атомной проблеме.
Корр.: Каково отношение ученых объекта, как Вам представляется, к этой важнейшей задаче?
Ю.Р.: Ученые института (объекта), понимая важность поставленной задачи создания ядерного оружия, трудились самоотверженно, не жалея ни времени, ни сил.
Корр.: Каковы были общие условия на объекте? Были ли они благоприятны для работы? Как «вписывался» Сахаров в эту среду? Ваши первые впечатления о нем? Менялись ли эти впечатления со временем?
Ю.Р.: После голодных военных и первых послевоенных лет условия жизни на объекте казались очень хорошими. Зарплата сотрудников была в два-три раза выше зарплаты на 'большой земле'. В магазинах по государственной цене был большой выбор товаров и продовольствия. Техническое обеспечение проводимых исследований было первоочередным. В трудное в экономическом отношении послевоенное время все делалось для создания благоприятных условий работы сотрудников объекта. Сахаров сразу же после приезда на объект проявил себя в коллективе института как талантливый ученый, человек высоких моральных качеств и пользовался большим уважением. Его авторитет был непререкаем.