человека: со всех сторон, если речь заходила о Сахарове, только и слышалось: он сказал то-то и то-то, он сделал такую-то задачу; все это сопровождалось эпитетами «блестяще», 'превосходно' ит.п. Я убедился сам после перевода в начале 1950 г. на закрытые работы в ФИАНе, что среди ведущих ученых, занимавшихся атомной проблемой, он пользовался большим авторитетом, хотя ему тогда не исполнилось и 30 лет. Он обладал, по всей вероятности, особо сконструированным мозгом: любые задачи, которые вставали перед ним, он всегда решал нестандартным путем. О том, что эта черта была присуща ему еще в студенческие годы, мне рассказывал учившийся с ним в МГУ на одном курсе А.А.Коломенский [166]. Поражала способность Андрея Дмитриевича из общих соображений и размерных оценок объяснить сложные физические явления. Помню, как в 1950 г. Ю.А.Романов [167] с восхищением рассказывал мне, что после обсуждения с Сахаровым своей идеи расчета магнитных моментов ядер для него все стало ясно. О Сахарове в те (и последующие) годы сложилось много легенд, большинство из которых имело под собой вполне реальные факты: о том, как он сдавал аспирантский экзамен И.Е.Тамму, Е.Л.Фейнбергу и С.М.Рытову и нашел правильное решение поставленной задачи, но не смог убедительно разъяснить его экзаменующим и получил четверку; о его знаменитом отчете по закрытой тематике, где он на семи страницах вывел уравнение состояния вещества и как затем в течение года эту задачу решали в Институте прикладной математики на самой мощной в то время вычислительной машине «Стрела» и получили ответ, с большой точностью подтверждающий его оценки; о том, как в 1951 г. мы с В.П.Силиным [168] сдавали аспирантский экзамен по немецкому языку и преподавательница со вздохом сказала, что она поставит нам «пятерки» и что мы, по-видимому, способные молодые люди, но разве можно сравнить наши переводы с теми великолепными переводами статей Эйнштейна, которые сделал Сахаров!
Особенно сильное впечатление произвела в 1950 г. статья-отчет А.Д.Сахарова и И.Е.Тамма об управляемом термоядерном синтезе. Игорь Евгеньевич рассказывал мне в этой связи, что все мы тогда работали как бы в шорах, были полностью поглощены атомной проблемой, не было минуты свободного времени. И вот приходит как-то вечером Андрей Дмитриевич и излагает свою идею о том, что можно попытаться удержать (термоизолировать) горячую плазму в тороидальном замкнутом объеме и, в принципе, разогреть ее до температуры термоядерной реакции. Совместная разработка двумя выдающимися физиками этой идеи привела к рождению нового направления в науке — к теории и разработке магнитных термоядерных реакторов- МТР (термин, предложенный И.Е.Таммом).
Здесь следует подчеркнуть, что с самого начала знакомства И.Е.Тамма и А.Д.Сахарова между учителем и учеником установились дружественные, проникнутые взаимной симпатией и доверием отношения, сохранившиеся до последних дней жизни И.Е.Тамма скончавшегося в 1971 г. Игорь Евгеньевич всегда отзывался об Андрее Дмитриевиче с большой теплотой, отмечая его незаурядный талант ученого и изобретателя и высокие моральные качества. В последние годы жизни Игорь Евгеньевич неоднократно возвращался к 'феномену Сахарова', он говорил, что трагедия Андрея Дмитриевича состояла в том, что ему пришлось пожертвовать своим любимым увлечением — физикой элементарных частиц, чтобы сначала заняться атомной и водородной бомбой, а затем, осознав беды нашей цивилизации, почти все силы отдать борьбе за выживание человечества… Игорь Евгеньевич оказал большое влияние на формирование нравственных принципов Андрея Дмитриевича. В январе 1989 г. на предвыборной встрече с сотрудниками ФИАНа Сахаров говорил: 'Мои взгляды формировались под влиянием тех людей, с которыми я общался, под влиянием семьи, в которой я рос, жил и работал; большую роль сыграл И.Е.Тамм, о котором здесь уже говорили…'
Основное время и силы с 1950 по 1969 гг., исключая довольно частые поездки в Москву и участие в семинарах и научных дискуссиях в теоретическом отделе ФИАНа, А.Д.Сахаров посвятил работе во ВНИИЭФе, где он внес огромный вклад в разработку и создание ядерного оружия, в обеспечение ядерного паритета. Параллельно он разрабатывал новые научные направления. В 1951 г. он выдвинул идею создания взрывомагнитных генераторов, основанную на превращении энергии химического или ядерного взрыва в энергию магнитного поля. В 1964 г. на таких генераторах были получены рекордные значения напряженности магнитных полей в 25 млн. эрстед. В 1967 г. он публикует работу о возможной нестабильности основной частицы мироздания — протона, предсказывая время его жизни 1030 лет. Эта смелая гипотеза получила дальнейшее развитие в так называемых единых моделях элементарных частиц ('моделях Великого Объединения'). Сейчас во многих странах мира, включая СССР, проводятся и планируются новые эксперименты по обнаружению этого уникального явления. В 50-е — начале 60-х гг. на него обpушивается шквал заслуженных наград и официальных признаний: ему без защиты присваивают звание доктора наук и избирают академиком (1953), трижды присваивают звание Героя Социалистического Труда (1953, 1956, 1963); он становится лауреатом Ленинской и Государственной премий. Однако внешне это не отразилось ни на стиле его поведения, ни на уже сформировавшихся морально-этических принцпах: он остался самим собой и, как часто говорят, — выдержал испытание славой и богатством [169].
В середине 50-х гг., после смерти Сталина и разоблачения Н.С.Хрущевым на XX съезде партии культа личности и обстановки террора, которая царила в нашей стране и партии, Андрей Дмитриевич впервые начал серьезную переоценку своего мировоззрения. Впоследствии в своей автобиографии он писал, что 'участие в разработке термоядерного оружия, в подготовке и осуществлении термоядерных испытаний сопровождалось все более острым осознанием порожденных этим моральных проблем'. С конца 50-х гг. Андрей Дмитриевич все глубже осознает опасность накопления ядерного оружия у противоборствующих сверхдержав — СССР и США, а также возрастающую экологическую угрозу, которая, в частности, связана с испытанием этого оружия. Он был единственным ученым-экспертом, кто возразил Н.С.Хрущеву осенью 1961 г. против возобновления испытаний ядерного оружия. К его голосу не прислушались. Именно тогда он, по всей видимости, начал осознавать, что вероятность ядерного конфликта неизмеримо возрастает в том случае, если ответственные политические решения зависят от бесконтрольной воли отдельного руководителя или группы лиц, стоящих во главе партии и государства…
Хорошо помню, какой резонанс в нашем отделе и в научных кругах имело выступление А.Д.Сахарова на общем собрании в Академии наук в июне 1964 г. против избрания в академики ближайшего сподвижника Т.Д.Лысенко Н.И.Нуждина. В конце своего выступления на общем собрании Академии Андрей Дмитриевич сказал: 'Я призываю всех присутствующих академиков проголосовать так, чтобы единственными бюллетенями, которые будут поданы «за», были бюллетени тех лиц, которые вместе с Нуждиным, вместе с Лысенко несут ответственность за те позорные, тяжелые страницы в развитии советской науки, которые в настоящее время, к счастью, кончаются [170]'. (Аплодисменты.) Такого выступления в стенах Академии не было за все годы советской власти. Н.И.Нуждин не был избран в Академию наук СССР. В этом поступке, так же как и при споре с Н.Хрущевым в 1961 г., проявилась одна из наиболее привлекательных черт личности А.Д.Сахарова: не идти против своей совести, отстаивать свои убеждения до конца, невзирая на лица. Это качество особенно ярко раскрылось в последние три года жизни Андрея Дмитриевича, когда он получил возможность публично излагать свои взгляды в печати и выступал на Съезде народных депутатов и в Верховном Совете…
Переломным в его судьбе стал 1968 г. Он публикует меморандум 'Размышление о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе', где привлекает внимание к главным опасностям, стоящим перед человечеством: к угрозе термоядерной войны, голода, проблемам геогигиены (экологии), расизма, национализма, милитаризма, диктаторских режимов, пишет об интеллектуальной свободе. Статья ходила по рукам. Власти не разрешили опубликовать ее в открытой печати [171]. Несмотря на то, что впоследствии Андрей Дмитриевич оценивал эту работу как 'эклектическое и местами претенциозное произведение [172]', читая ее сейчас, можно убедиться, что там заложены основы программы всей его дальнейшей общественной деятельности и что в то время Андрей Дмитриевич еще верил в 'жизнеспособность социалистического пути'. Однако дальнейшая эволюция нашей страны в сторону 'развитого социализма' привела ее на грань катастрофы. Это полностью развеяло у Андрея Дмитриевича иллюзии о возможности диалога с тогдашним руководством страны и в корне изменило его взгляды на 'социалистический путь' развития.
А тогда, в 1968 гг., он вынужден был уйти из ВНИИЭФа и после почти 20-летнего перерыва в 1969 г. вернулся в ФИАН. Ему предлагали для работы другие учреждения, но он соглашался работать только в теоретическом отделе. Я был свидетелем, когда он пришел в кабинет И.Е.Тамма и написал заявление о
