пришлась бы ему по душе, — ведь он был чрезвычайно скромным человеком — скромным, но в то же время очень целеустремленным. Совместная работа с Сахаровым в Международном фонде [69], позволившая немного узнать его лично, — одно из самых замечательных событий моей жизни. Подобно многим людям во всем мире, я воспринял его безвременную смерть как трагедию.
Впервые я услышал о деятельности Андрея Сахарова от Гаррисона Солсбери, когда в 1966 г. он писал для 'Нью-Йорк таймс' предисловие и послесловие к переводу 'Размышлений о прогрессе, миpном сосуществовании и интеллектуальной свободе'. Солсбери сказал мне, что, по его мнению, никому не удавалось написать лучше о стоящей перед человечеством дилемме. Я, конечно, с ним согласился: Сахаров не только говорил о взятом сверхдержавами курсе на столкновение, но, что более важно, давал нам надежду на то, что этого столкновения не произойдет. По существу, эта надежда заложена в самом названии сахаровской работы.
Благодаря силе и ясности аргументации «Размышления» получили после выхода в 1968 г. широкое признание. В последней главе, озаглавленной 'Основания для надежды', он показал, как сделать мир лучше. Лидеры сверхдержав пытались даже применять некоторые сахаровские идеи — особенно те, которые касались мирного сосуществования, однако важнейший постулат — интеллектуальная свобода — слишком напугал советских лидеров. Книга вышла на Западе на русском языке, но в Советском Союзе была запрещена и распространялась подпольно.
Не меньше, чем своим идеалам, Сахаров был верен отдельным людям. Он и его жена много помогали попавшим в беду соотечественникам. Я вспоминаю его неутомимые усилия по освобождению узников совести. Когда я впервые услышал его рассказ об этих людях, сотни из них все еще находились в тюрьме. Потом, благодаря стараниям Сахарова, многие узники были освобождены, в заключении оставалось двести, затем девять, и наконец, двое. Андрей боролся за этих двоих с той же энергией, что и раньше. Надеюсь, что и они сейчас свободны.
В статье, написанной много лет назад, Сахаров привел обобщающую математическую аналогию ситуации, в которой находится человечество. Он сказал, что мы живем в особую эпоху, которую можно назвать 'седловой точкой' истории. Закройте глаза и представьте обычное седло для верховой езды. Выберите на поверхности седла случайным образом какую-нибудь точку, и обратите внимание на то, что путей, ведущих вниз, гораздо больше, тех, что ведут вверх. И чем ниже мы спустимся, тем труднее нам будет изменить направление на противоположное. До недавнего времени путь истории вел нас все ниже и ниже. Наше время отмечено ужасами правления Сталина, Гитлера, Мао, Хомейни, Иди Амина, Пиночета и более мелких тиранов, японской агрессией в Китае, войнами во Вьетнаме и Афганистане. В нашем сознании живет память о страшной атомной бомбардировке Хиросимы и Нагасаки и страх перед рукотворным Армагеддоном, угрожающем нам в любой момент.
Многие ученые пытались найти выход из тупика, в который идет человечество; со всей страстью они предупреждали нас об опасности. Для многих из них вдохновляющим примером служит деятельность Сахарова.
Когда Советы вторглись в Афганистан, Сахаров выступил с протестом. Он стал наиболее авторитетным противником этой войны и в результате был сослан в Горький. Он и его жена подвергались бесчеловечному обращению со стороны властей. Их стойкость, сочетавшая пацифизм с мощью интеллекта, давала надежду угнетенным во всем мире.
По словам Сахарова, прогресс означает прежде всего прекращение войны и исключение самой ее возможности; в то же время, прогресс требует интеллектуальной свободы. После прихода к власти Горбачева жизнь во многих странах Европы стала гораздо свободнее. Мы верили, что это произойдет, но произошло это неожиданно, особенно в Советском Союзе.
Андрей Сахаров предвидел многие опасности, угрожающие новорожденной свободе. В своих последних выступлениях он предупреждал о возможном кризисе. Этот кризис наступил; какой будет траектория через седловую точку? Будут ли обремененные заботами лидеры наших стран по-прежнему согласны с ним в том, что без интеллектуальной свободы не может быть лучшей жизни на Земле?
Джон Арчибальд Уилер
Сахаpов: скромность, понимание и лидерство
Сахаров был наделен великим даром: он умел видеть новое там, где все считалось хорошо известным. Задолго до того, как Чарльз Мизнер, Кип Торн и я встретились с Сахаровым, мы изучали его взгляды на гравитацию и извлекли из этого немалую пользу [1]. Сахаров научил нас(и об этом сказано в нашей книге 1973 г. «Гравитация» [2]), что гравитация есть 'упругость пространства, имеющая происхождение в физике частиц'. Уже в 1967 г. Сахаров отождествил член действия в эйнштейновской геометрической теории гравитации с 'изменением действия за счет квантовых флуктуаций вакуума (связанных с физикой элементарных частиц и полей, ею описываемых) в искривленном пространстве'. В сахаровской формулировке ньютоновская гравитационная постоянная возникает как расходящийся интеграл по волновым числам. Он отметил, что этот интеграл должен быть обрезан на волновом числе, равном по порядку величины обратной длине Планка [3]. При таком обрезании мы получаем гравитацию как метрическую упругость пространства. Образно выражаясь, оболочка сосиски разглаживается без единой морщинки, только если она наполнена мясом!
Моя первая встреча с Сахаровым и Зельдовичем состоялась в Тбилиси в сентябре 1968 г. КипТоpн описывает это в своих воспоминаниях [4]. Ни я, ни мои русские коллеги не обмолвились друг с другом и словом о тех ядерных устройствах, над которыми мы pаботали во время и после войны каждый в своей стpане. Физика, чистая физика была в фокусе наших с Сахаровым разговоров. Никогда прежде я не встречал личности столь значительной, которая обладала бы такой аурой скромного искателя истины, желающего постичь великие таинства природы, способного учиться, извлекать уроки из повседневного опыта, из научной литературы, из обсуждений.
В последний раз мы встречались на ужине, который Боннэр и Сахаров устроили в честь меня, Стенли Дезеpа и Бориса Альтшулера в своей квартире вечером во вторник, 26 мая 1987 г. Накануне Сахаров присутствовал на открытии Четвертого московского семинара по квантовой гравитации [5], и после моего доклада [6] говорил со мной и пригласил на ужин в среду вечером. Во вторник он должен был отправиться в Ленинград. Я был вынужден отказаться от приглашения, поскольку мой самолет улетал в среду днем.
Тогда он отложил поездку в Ленинград на среду и перенес нашу встречу на вторник. Академик Моисей Александpович Марков и он любезно организовали все таким образом, что я последовательно ужинал у них в один вечер!
Борис Альтшулер много работал с Сахаровым над гравитацией и космологией вообще и принципом Маха в частности [7], поэтому в тот вечер мы вполне могли обсуждать современную космологию. Вместо этого, однако, Андрей Сахаров захотел поговорить со мной об одной моей работе, главные идеи которой я незадолго до этого опубликовал [8]. Борис Альтшулер помогал с переводом. Андрей Сахаров внимательно слушал, время от времени задавал вопросы, но ни разу не сказал 'Я согласен' или 'Я не согласен'. Он был все так же восприимчив к новым идеям, как и во время нашей первой встречи. Во время перерыва Борис Альтшулер сообщил мне многое, чего я раньше не знал. Он рассказал и о том жестоком, бесчеловечном обращении, которому Сахаров подвергся в Горьком, и о телефонном звонке Горбачева 16 декабря 1986 г. — звонке, принесшем ему освобождение [9].
Мне всегда будет казаться величайшим счастьем, что Елена Боннэр и Андрей Сахаров смогли уделить целый вечер американскому физику. Все говорило о том, что они ведут борьбу на пределе своих сил. Вокруг лежали кипы рукописей, присланных знакомыми и незнакомыми людьми, — разве не жаждали люди узнать мнение Сахарова? Груды писем- разве не взывали они о поддержке и помощи? Просьбы от семей
