рождению, во-вторых, от покровителя. Даже если в тело жреца на время вселяется бог и жреца почитают как божество, он лишается этого и вновь обретает прежний ранг, как только бог покидает его тело. Так как претензии вождя и жреца одинаково обосновываются божественной властью, то они поддерживают друг друга, и часто бывает так, что один человек совмещает обязанности и вождя и жреца; жрец может взять верх над вождем.
В полинезийской общине жрец является тем, что мы называем профессионалом. Помимо проведения религиозных церемоний в его обязанности входят консультации с богами по вопросам управления, разгадывание предзнаменований, занятие медициной, сохранение в памяти родословных вождей и древних сказаний; он часто выступает как восхвалитель вождя и защитник его интересов. Все это в его власти, пока его вдохновляет бог, который через него говорит с людьми.
IV. ИСКУССТВО КОМПОЗИЦИИ
Искусство песни и сказания, хотя и популярное среди всех классов [110], пользовалось особенным вниманием вождей и тех, кто искал их покровительства. Важной похвалой вождю была фраза: «Он хорошо говорит». Гавайские сюжеты рассказывают о героях, ставших знаменитыми благодаря искусству спора (hoopapa) или искусству танца и пения (hula), о вождях, которые с помощью неземного наставника предаются изучению небес и земли, чтобы всех превзойти своим знанием. «Занятие песнетворчеством» (oihana haku mele) поощрялось аристократией [111]. Способный песнотворец, будь то мужчина или женщина, даже принадлежащий к низкому рангу, в качестве «составителя песен» (haku mele) мог рассчитывать на покровительство вождя, и его имя навсегда соединялось с той песней, которую он сочинил. Поэт мог один сочинить панегирик, но более длинные и ответственные песни сочиняла уже целая группа, при этом или один разрабатывал тему, или все по очереди сочиняли строку за строкой. Каждая фраза обсуждалась, чтобы в ней не было ни одного ненужного намека, который мог бы навлечь несчастье на покровителя поэтов. Сочинив панегирик, они все запоминали его наизусть, чтобы избежать случайного пропуска или ошибки. Подобное коллективное творчество способствовало выбору лучшего варианта и точному запоминанию текста.
Точность при воспроизведении сказания, песни или легенды рассматривалась как доказательство божественного вдохновения сказителя. Когда детей вождя учили генеалогическим песням, тот, кто не обладал хорошей памятью, терял свою долю в «божественном наследии», ибо считался «менее одаренным», чем братья.
Особое значение искусства песни и красноречия определялось социальными причинами. Церемониальные песни (mele) о деяниях героических предков составляли собственность семьи, о которой рассказывали. Право наследника на ранг зависело от его способности в точности воспроизводить текст, декламировать семейные песни и свою «именную песню», сочиненную по случаю его рождения. Особое значение придавалось именно точности.
Умение спорить помогало не только в соперничестве, где были высокие ставки, но и во время войны — для высмеивания врага. Быстрый ответ считался, подобно быстроте рук, даром божьим. Песни в честь умершего на церемонии похорон должен был петь каждый родственник. Песня служила для посрамления врага, для мести; бывало, песня даже одерживала победы. Ее можно было использовать и для более приятной цели — возвратить расположение покровителя или возлюбленной; кстати, в искусстве любви песня высоко ценилась вождями. Способность сложить песню и запомнить ее была в основном важна для вождей, которые благодаря ей могли даже повысить свой ранг. Как все это отражалось на языке произведений, мы расскажем ниже.
Гавайский (или полинезийский) сочинитель, желая возвыситься над другими в поэзии, декламации, споре, должен был сохранять в памяти довольно длинный перечень имен, географических названий, названий предметов и времен года, что являлось необходимым для претендента на мастерство в искусстве красноречия. Его учили, как говорится в одной легенде, «всему, что есть на земле и на небе», т. е. именам и названиям, и характеристикам всего сущего, что было обусловлено, несомненно, эмоциональным интересом, но также социальной или экономической значимостью тех или других объектов для общины.
Родословная, от которой до определенной степени зависело право собственности, имела социальное значение и, следовательно, в ней корни генеалогических и географических перечислений. Длинный перечень предков вождя должен был вызывать у него моральное удовлетворение и, кажется, вовсе не обременял память декламатора. Миссионеры рассказывали нам, что «гавайцы заучивают библейские генеалогии и декламируют их как лучшие поэтические места Священного писания». Примеры таких родословных долго искать не приходится, так как в обязанности сказителя входило включать родословную вождя в официальную генеалогическую песнь.
Такой перечень есть в известной песне, возвеличивающей семью знаменитого вождя Ку-алии, генеалогическое древо которого уходит в прошлое на двадцать шесть поколений и восходит к Вакеа и Папе, предкам всех гавайцев.
Так поется в песне, в которой возможны лишь небольшие изменения, зависящие только от ее ритма.
В одиннадцатом разделе «Песни творения» говорится:
Дальше идет перечисление:
Вслед за перечислением этой семейной группы идет длинный перечень более шестисот пятидесяти пар так называемых мужей и жен. Примерно после четырехсотого имени начинаются вариации какого-то одного имени. Сначала пятьдесят Купо («темная ночь» — «Темная Ночь Скитаний», «Темная Ночь Борьбы» и т. д.), потом шестьдесят Поло, пятьдесят Лиили и, наконец, шестьдесят Алии (вожди), за которыми следуют Муа и Лоа примерно в тех же пропорциях.
В конце мы читаем:
