наветренной стороне каноэ». Поскольку эта часть каноэ считалась женской, то его приказ означал: «Убей для меня женщину». Здесь женщина оказывается достаточно мудрой, чтобы понять смысл сказанного, и прячется под каноэ, спасая себя и ребенка. В одном из собранных А. Форнандером сюжетов два человека собираются убить вождя во время игры в конане, и на первый взгляд невинные слова, имеющие отношение к игре, обретают другой, гораздо более мрачный смысл. Язык обид и оскорблений часто использует игру на двойном смысле. Бог-свинья, желая досадить Пеле, отвергнувшей его, вполне невинно для постороннего воспевает ее как «женщину, толкущую нони». Нони — растение, из которого добывают красную краску. Здесь намек на красные глаза Пеле, и богиня немедленно реагирует на оскорбление.
Искусство придания речи двойного смысла ценилось очень высоко, именно поэтому в полинезийском фольклоре так широко распространен сюжет о соревновании в разгадывании загадок. Лучшие примеры такого рода заключены, наверное, в «Ке-пака-или-уле» А. Форнандера. Тут герой берет верх над хозяином, разгадав две его загадки: «Люди стоят, люди лежат, люди прижаты друг к другу» и «Сплетено все вокруг, сплетено до самого низу, оставлен лишь выход». Ответ в обоих случаях — дом. В первой загадке — столбы стоят, перекладины лежат, трава для кровли связана в пучки; во второй — покрытие хижины описано в более общих выражениях <…> Еще один пример можно найти в уже упоминавшемся сюжете о спорщике Каи-палаоа. Его соперники поют: «Маленькая птичка щебечет, она дрожит под дождем в Пуне, в Кеаау, в Иваинало», — и требуют, чтобы он «нашел себе другое nalo». Юноша отвечает: «Ворона часто каркает, сверкая каплями дождя. В Коне, в Хонало прячется (nalo)». Таким образом, дважды употребив «nalo», юноша побеждает соперников.
В тщательно разработанных песнях, сопровождающих хyлу, приведенных, например, Эмерсоном, это искусство доведено до совершенства. Иностранец не всегда может точно интерпретировать местные песни, однако я постараюсь дать анализ одной из песен Халемано, в которой он пытается вернуть любовь красавицы из Пуны. Обстоятельства тут следующие. Халемано, вождь Кауаи, взял в жены знаменитую красавицу из Пуны (о-в Гавайи), но она отвергает его ради возлюбленного королевского происхождения. Тем временем его любви домогается принцесса из Кохалы, которая устраивает ради него празднество. На нем присутствует и жена вождя, изменившая ему. Халемано поет песни, в которых сетует на ее неверность. Вот одна из этих песен:
Перефразировать эту песню можно так: «Море поднялось на берег Пуны и Хило, так что деревья хала (панданусы) оказались в воде, и все же они стоят прямо, несмотря на потоп. Так любовь затопляет мое сердце, но я связан гневом. Увы! Моя жена, разве ты забыла те дни, когда мы жили в Калапане и смотрели, как солнце встает из-за мыса Куму-кахи? То в жар, то в холод бросает меня из-за любви к тебе, хотя тело мое по законам игры отдано принцессе из Кохалы. Возвращайся ко мне! Я приплыл сюда с Кауаи, с севера, и тут в Пуне я всем чужой».
Вначале имеется в виду хорошо известный факт, что на затопленном, а ранее сухом берегу Пуны растут панданусы. Но поэтический смысл заключается прежде всего в сходном звучании ke kua (рубить) и he kokua, что также может значить «рубить», но обязательно подразумевает «с чьей-то помощью», и игре на слове ola (жизнь): «Море заливает остров жизни — да! Жизнь воскресает, несмотря на горе». В последней части песни эпитеты anuanu (холодный) и hapapa (так говорят о семени, посаженном в каменистую почву), возможно, были выбраны как намек на холодную и каменную природу ее любви к нему <…>
Чуткость к аналогии и искусное перечисление обогащают поэзию. Итак, мы видим живые, естественные события повседневной жизни, которые приобретают фантастическую форму, ибо приписываются богам, правящим в природе; иносказательный язык, полный скрытых аналогий; названия предметов и мест, личные имена, используемые как намек на связанное с ними событие; описание какой-то сцены с целью вызвать, например, восхищение перед чем-то необычным, удивительным в звуке, запахе или внешности, обусловленным его божественной природой.
Наконец, некоторые конструктивные элементы стиля «Сказания», несомненно, связаны с влиянием песни, с неизбежной театральностью, свойственной устному исполнительству. Изучая формальную сторону гавайской поэзии, непременно приходишь к выводу, что в основе ее структуры лежит параллелизм. То же самое и в прозе. Возможно, тут сыграла роль необходимость запоминать текст. Произведение создавалось для устного исполнения и должно было быть приятным на слух, поэтому немаловажным было его звучание. Чередование прозы, речитатива и песни; частота диалога, иногда построенного на чисто драматургических приемах; повторы, в которых одно и то же действие производится разными персонажами, или разные стадии действия, описываемые в одних и тех же выражениях, или повторения, направленные по восходящей; организующее значение антитезы <…>; пауза, привлекающая внимание слушателя, достигаемая при помощи восклицания <…> — все эти приемы способствуют созданию речи, приятной для слуха, способной привлечь и усладить чувства и разум.
