застыл с раскрытым ртом, не в состоянии разобраться в абсурде. Потом он дернулся всем телом, — обычная реакция при срабатывании защиты мозга от перегрузок, — и взгляд его стал более осмысленным. А Оранжевый усмехнулся и, отвернувшись от беспомощного Помощника Конструктора, засмеялся. Открыто и счастливо, по-детски довольный проделкой.
Он шел между охранниками, гордый своим внутренним превосходством перед ними, перед совсем сникшим Витом. Его превосходство было в том, что только он один видел то, чего не могли увидеть другие. И он смотрел на город, словно бросал вызов всем, кто, несомненно, за ним наблюдает, он бросал вызов уверенностью в своей правоте.
— Бар, — тихо позвал Конструктор, — не убивай Оранжевого, этим ты убьешь и меня.
— У нас не принято понятие убийства.
— Но я прошу тебя… как сына…
— Мы не люди, — не дал ему продолжить Бар. — Ведь мы только похожи на них. — Он помолчал, глядя немного в сторону, видимо, наблюдая за Оранжевым на своем экране. — Я признаю, что ты создал меня, — продолжил он, все еще глядя вбок, — но я не могу считать тебя отцом, как это принято у людей. Я твой клон, а не сын. Потому, повторяю, что мы не люди, а простое подражание, — он перевел взгляд на Конструктора и чуть поморщился. — Сознание между нами родства — это самообман. — Я — это ты, только чуть измененный и в другом времени.
— Ты лжешь! — сказал неожиданно резко Конструктор. Лицо Бара в удивлении вытянулось, и как-то разом пропала в нем отчужденность. — Ты не можешь быть мной, хотя бы потому, что ты, а не я, решаешь судьбу Оранжевого. И решаешь ее по-своему. В твоих силах и полномочиях — не испрашивать у меня совета, потому как ты уже создал себе превосходство, заручившись поддержкой не только колонистов, но и членов Совета. Так зачем ты меня убеждаешь, зачем оправдываешься передо мной? Из-за того, что я создал тебя или?..
— Затем, чтобы понять тебя, — сказал Бар. — Я не верю, что подражая человеку, мы станем когда- либо людьми. Потому что все ошибки клонов уже заранее включены в каждую клетку организмов следующих поколений. И из клетки клона Навигатора уже не выйдет клона Пищевиков. Не получится из Оранжевого человека. Тогда зачем он? У нас попросту, не существует движения вперед — каждое новое поколение есть продолжение жизни одной синтетической особи. Ты мне возразишь?..
Ни следа не осталось в голосе Бара прежней уверенности и безапелляционности, что-то надорвалось в нем.
— Это вопрос? — осторожно поинтересовался Конструктор. Бар промолчал: он исподлобья смотрел на Конструктора, упрямо поджав губы.
— Ты слышал разговор Оранжевого с моим помощником? Про то, что нужно узнавать новое? — Бар сдержанно кивнул. — Так вот, чтобы узнать новое, нужно быть к нему готовым. Только при этом условии оно будет замечено и оценено. Ты готов?..
— Я задал тебе вопрос.
— Хорошо, слушай, — после паузы, с вызовом произнес Конструктор. — Слушай!.. Я уже сейчас готов назвать тебя, твоего брата… Не возражай, брата!.. Я могу назвать вас людьми!.. Потому что я вижу в вас много черт и особенностей, свойственных только людям. — Бар недоверчиво усмехнулся, но Конструктор продолжал, будто и не заметив усмешки: — В тебе я вижу философичность, попытку осмысления сложных абстрактных проблем и ситуаций. Инициатива твоя исходит не из приказов и команд, а из потребности познавания себя в этом мире. Эта потребность только твоя, ты выработал ее сам… А в Герии, — голос Конструктора потеплел, — я вижу мягкость, доброту, тонкое понимание. Мне кажется, что я смог вложить в него душу. И эти различия в вас существуют, несмотря на то, что вы из одного клона. А по всем приведенным тобой доводам, вы должны быть во всем похожими на меня. Не так ли?.. И, кстати, где Герий, я и ему хочу сказать об этом же.
До Бара, видимо, не сразу дошел смысл вопроса: он смотрел куда-то вниз, погруженный в свои мысли. Конструктор снова спросил про Герия. Бар медленно поднял глаза и сказал:
— Герий не поддержал меня. Он сказал, что ты более прав, чем я.
— Но остальные поддержали тебя, — уточнил Конструктор.
— Они только поддержали мою логику, в этом ты прав. Алгоритм же был несложен…
— И все же Герий не подчинился алгоритму? — Бар неопределенно пожал плечами. — Значит, он оказался выше той логики, которую навязывал ему и остальным ты? — Бар поморщился. — Да, навязывал! — хлестко повторил Конструктор. — Потому что ты много совершеннее Машины и можешь сам, без особых усилий, управлять ею… как это нужно для тебя. А вот люди, создавшие Программу, были мудрее. Программа ими была составлена для машин. Но если ты оказался совершеннее машины, значит, ты вышел в область надпрограммного. Люди не навязывали нам быть во всем похожими на них — это просто невыполнимо, но нам оставлено право называть себя как угодно, лишь бы при этом мы были человечны. А Программа — это лишь… как тебе сказать?., учебник Да, именно учебник, из которого мы должны почерпнуть основу, чтобы затем выйди на уровень самоопределения. Даже у Вита такая основа имеется — он мыслит.
Бар снова опустил глаза. Долго о чем-то раздумывал. Может, даже строил иные, нежели у Конструктора, логические варианты цели Программы. Как страстно хотелось Конструктору подслушать сейчас мысли Бара. Как жаждал он понимания. Ведь от понимания зависит не только судьба Оранжевого, а и будущее Колонии — ее духовный взлет или логическое падение. И он не торопил Бара, и терпеливо ждал.
— Так ты называешь меня человеком? — очнувшись от размышлений, спросил Бар И в его глазах Конструктор вдруг увидел тревогу надежды.
— Я сказал, что, могу назвать тебя, Герия, Оранжевого людьми, — тщательно взвешивая каждое слово, боясь неосторожным движением оборвать тонкую паутинку понимания, сказал Конструктор. — С уверенностью я смогу сказать это только после того, как ты и твой брат назовете человеком меня, или просто будете считать. Лишь в этом случае я буду иметь полные основания на человеческие мерки. И если ты возьмешь такое решение на себя, то я буду согласен незамедлительно прекратить свое существование или вплотную займусь учениками, как ты того хочешь. Я буду спокоен за будущее. Но такого решения я принять не смог.
Бар растерялся: он явно не был готов к такой постановке вопроса. А Конструктор почувствовал огромное облегчение. Оттого, что уже не один он несет бремя неопределенности. Теперь уже и Бару никогда не избавиться от этого бремени, даже, если он захочет. Пусть и он не примет решения, но потомкам передаст это завещание Конструктора. И важная догадка, ускользнувшая недавно от Конструктора, снова всплыла в его памяти, стала отчетливой и лаконичной.
Построив Станцию, населив ее своими биокопиями, люди создали питательную среду, дали толчок для развития новой жизни, на первое время обязав ее программой поведения. Но они не заложили в свою программу определения грани между искусственным и настоящим, не обозначили пограничной полосы между машиной и человеком потому, что оставили решать эту задачу тем, кто создаст себя и свою расу.
Конструктор сказал об этом Бару. Пусть он сам решает — человек он или только подобный.
И еще, боясь, что Бар снова замкнется в себе, Конструктор поведал ему то, о чем он давно был обязан рассказать, но все не решался. Он напомнил Бару случай из его детства.
Бар тогда сильно поранил обо что-то руку. Обследовав рану, Конструктор очень удивился, обнаружив в ней следы коррозированного металла. Где он мог напороться на старое ржавое железо, если Машина с помощью своих вездесущих паучков-индикаторов следила за состоянием каждого дюйма металлических конструкций и при малейших проявлениях коррозии сообщала об этом клону Ремонтников? Бар стоически умалчивал об этом и всячески уклонялся от ответа. А Конструктор впервые тогда усомнился во всезнайстве Машины.
Ему пришлось снимать с ладони Бара большой лоскут поврежденной кожи, вычищать из раны грязную ржавчину, потом еще обрабатывать антисептиком — на Станции все было стерильным, чего не скажешь о старом железе. И только после этих мер предосторожности Конструктор смазал рану регенерирующим составом. А лоскут кожи, как память об этом неординарном в Колонии событии, он поместил в жидкий гелий по соседству с образцовыми живыми тканями.
