тех пор он и удачлив в ловле рое? Однако не довольствуясь трофеями, приглядывался: как все-таки пчелы в приманки залетают. Не один сезон приглядывался. Зато и наблюдения накопились занятные.
О них он и написал. Приведем несколько выдержек из писем.
«Пока на пенсию не вышел, жизнь была в сплошной суете. Но и тогда уже приметил, что непросто рой прилетает и входит. Однажды, не пожалев времени, наблюдал, как отдельные пчелы ловушку осматривают. Снаружи, конечно. Даже удивительно: всю излазят, все проверят, даже по проволоке, которой примотана, побегают взад и вперед. Мало того: само дерево облетывают вдоль ствола до самых корневых лап. Неужели они зря время и силу расходуют? Нет, тут не просто любопытство. А вот когда наконец пробирается разведчица в мой барабан и не сразу оттуда вылетает, я жду. Раз вылетела не с пустыми ножками, сор выносит, понимаю: приняли приманку».
«Однажды вот так дождался я, когда стали пчелы, их уже несколько было, сор из барабана выносить, я тут же рядом и открыто, чтоб на виду была, ставлю еще лучший с медовыми рамками и с рамкой перги. Но времени у меня не было, звали дела, нельзя было ждать, что дальше будет. Укатил я, вернулся часа через три. И что вижу? В старой ловушке на стволе ни единой пчелы, весь рой в новой заманке».
«Доводилось видеть, что разведчицы дня по три барабан обживали, ночевали в нем, а на четвертый все исчезали. Почему? Может, пасечник сам снял рой, может, другие разведчицы нашли лучшее место? Чего не знаю, того не знаю…»
«У егеря в нашем охотохозяйстве несколько лет приманочный кош висел на одной ели. Росла она на самой кромке берега реки. И вот гроза налетела, дерево надломила, даже частично с корнем вывернула. Мы надлом цементом заделали, а под ствол металлическую трубу-рогатку поставили. Сохранили дерево, хоть оно с наклоном градусов на 50 осталось. Но живое. А что же пчелы? В прошлые годы в барабан на этом дереве рои каждое лето прилетали, а как мы елку на костыль оперли, ни разу больше сюда рой не поселился…»
«Посмотрел бы кто, как разведчицы ведут иск, так у нас говорят, и кош осматривают, ствол до корней, если где трещина, обязательно всю излазят…»
Таким образом, похоже, круг задач, возлагаемых на квартирьера роевых пчел, значительно шире, чем предполагалось еще недавно.
И вот все квартирьеры танцуют на клубе однозначно, клуб, только что висевший плотной массой, начинает рыхлеть, окружается облачком жужжащих пчел и внезапно исчезает: все пчелы поднялись в воздух. Именно в рое, в отделившейся пчелиной семье, особенно четко проступает и с внешней стороны органическая целостность семьи. Могущественные силы взаимопритяжения, толь– ко что сдерживавшие тысячи особей, покинувших старое гнездо, в клубе сейчас сохраняют пчел в кучном полете.
Поднимаясь вверх, снижаясь почти до самой земли, живым, то редеющим, то сплачивающимся цельным облачком тянется, плывет рой в воздухе, совершая путь к месту, избранному квартирьерами. Вот наконец и оно. Облачко снова в последний раз редеет, распадается и исчезает, пролившись живым дождем пчел. Последние еще кружат вокруг, а сплошной поток новоселов уже вливается в еле заметное иной раз отверстие летка.
Продление жизни
Несколько раз упоминалось, между прочим, в этой книге, что медоносная пчела, появившаяся на свет весной или летом, живет в среднем не больше шести недель, тогда как рожденная осенью живет шесть месяцев и дольше.
В том факте, что осенью семья оказывается состоящей из пчел выносливых и достаточно долговечных, чтобы пережить трудности зимовки и не потерять к весне способности воспитывать первое весеннее поколение, еще с одной, и с очень важной, стороны раскрывается биологическая целостность пчелиной семьи, слаженность ее как единства.
Итак, одни поколения пчел живут шесть недель, другие – шесть, семь и больше месяцев.
В науке подобные явления именуются «сезонной изменчивостью продолжительности жизни особей разных поколений». Однако дать название какой-нибудь закономерности еще не значит познать ее.
В семье, которая не сменяла матки, пчелы, хотя бы и разных поколений, это родные сестры, к тому же еще и одинаково воспитанные. Они происходят от одних и тех же родителей, они развились из одинаковых яиц, сформировались в одинаковых ячейках, выкормлены одинаковым образом.
Почему бы, казалось, им не жить одинаковый срок?
Но вот в этой же семье и, следовательно, от тех же родителей и из такого же яйца, теми же пчелами выкармливается матка, и она способна, как известно, прожить даже пять лет, причем на этот раз нет никаких данных, которые говорили бы, что матка, выведенная в семье весной, менее долговечна, чем выведенная осенью. Значит, само по себе время рождения может и не иметь окончательного значения.
В чем же тут дело?
Попробуем только мысленно сопоставить такие сроки жизни трех родных сестер: шесть недель, полгодй, пять лет.
Эти различия кажутся просто фантастическими.
Для того, кто нормально живет на свете всего шесть недель, даже шестимесячный, не говоря уже о шестидесятимесячном, срок жизни является практически бесконечно большим. Чтобы яснее стали различия, о которых идет речь, полезно перевести их в другие масштабы и сопоставить, скажем, пятидесятилетнюю, двухсотлетнюю и примерно двухтысячелетнюю продолжительность жизни!
Напомним, что зародыш во всех трех случаях одинаков: это все то же полуторамиллиметровое жемчужно-белое яичко, отложенное маткой.
Нельзя не заинтересоваться тем, откуда возникает, чем определяется эта головокружительная разница в средних сроках жизни существ, рождающихся из одинаковых зародышей.
Вопрос о матке решается проще. Она действительно происходит из такого же яйца, как пчелы, но ее взрослая личинка выкармливается другой пищей и воспитывается в ячейке, которая по форме и размеру отлична от пчелиных. Кроме того, взрослая матка и жизнь проводит совсем не так, как рабочие пчелы. Очевидно, именно в этих особых условиях воспитания взрослой личинки, а также в условиях жизни совершенного насекомого и кроются причины его относительной долговечности.
Но рабочие пчелы всех поколений выкармливаются ведь совершенно одинаково. Почему в таком случае пчела, родившаяся в сентябре, способна прожить по крайней мере в пять раз дольше, чем ее родная сестра, родившаяся в мае?
Пробуя разобраться в этом и вспоминая некоторые общеизвестные факты из биологии пчелиной семьи, мы сразу обнаруживаем ряд существенных различий в биографиях майских и сентябрьских пчел.
Майские и вообще «летние», то есть живущие летом, пчелы проходят свой жизненный путь в семье, которая разрастается, в которой, следовательно, с каждым днем становится все больше личинок, требующих выкормки, в семье, которая строит соты и расходует огромное количество энергии на полеты за кормом. В то же время эта семья, согретая сквозь стенки улья солнечным теплом, живет за счет нектара и пыльцы, только что собранных с цветущих деревьев и злаков.
Рожденные же в сентябре и позже, «зимние», то есть живущие зимой, пчелы почти весь срок жизни проводят в семье, которая не увеличивается в размере и в которой количество пчел почти все время остается неизменным. В течение долгих месяцев зимовки эти пчелы безвылетно живут в улье, сгрудившись в плотный клуб. Они ничего не строят и лишь самосогреваются, расходуя корм, собранный летом.
Таковы первые, сразу бросающиеся в глаза, различия в условиях жизни взрослых пчел разных поколений. Необходимо, однако, выяснить, нет ли здесь также и скрытых различий, лежащих в самой природе этих пчел.
Ответить на подобный вопрос может только тщательное исследование. Его провела на Либефельдской опытной станции в Швейцарии доктор А. Маурицио.
Несколько проб – каждая по сотне пчел, родившихся в одной семье в один день, – были заключены в
