вместе с лошадьми и хотели бы на время разбить свою палатку рядом с дружелюбной деревней… Необыкновенное событие, а значит, весьма занимательное, заставляло людей быть более разговорчивыми, чем когда-либо в их жизни. Но были и часы, проведенные наедине, в палатке или на воле в летних лугах… Но вскоре агентам Патруля снова пришлось заняться делами вплотную.
— К тому же у меня есть связи, — продолжил Эверард.
«Наука, данные архивов, координирующие компьютеры, эксперты Патруля Времени. И понимание, что именно эта конфигурация событий несет в себе разрушительный заряд. Мы определили случайный фактор, который вызвал перемены; теперь наша задача свести его влияние на нет».
— Хм, — произнес Цериалис. — Я бы с удовольствием послушал о твоих странствиях. — Он откашлялся. — Но это позже. Сегодня займемся делом. Я действительно хочу вытащить своих людей из грязи.
«Кажется, этот парень начинает мне нравиться. Чем-то он напоминает Джорджа Паттона. Да, мы, пожалуй, поладим».
Цериалис заговорил, взвешивая каждое слово.
— Расскажи об этом вождям, а потом передай Цивилису. Я вижу одно значительное препятствие. Ты говоришь о германцах за Рейном. Я не могу поверить, что он захочет и сможет увести войска, если они околдованы кем-то, кому достаточно свистнуть, чтобы поднять их снова.
— Только не он, уверяю вас, — отозвался Эверард. — При соблюдении предложенных условий мы получаем то, за что он бьется, или по крайней мере приемлемый компромисс. А кто еще может начать новую войну?
— Веледа, — жестко проговорил Цериалис.
— Прорицательница бруктеров?
— Ведьма. Ты знаешь, я подумывал нанести по ним удар только ради того, чтобы схватить ее. Но она исчезла в лесах.
— Если бы вам удалось задуманное, это было бы все равно что схватить осиное гнездо.
Цериалис кивнул.
— Каждый безумец от Рейна до Свебского моря схватился бы за оружие. — Он имел в виду Балтию и был прав. — Но это стоило бы сделать хотя бы ради моих внуков — остановить ее, не дать и дальше расплескивать свой яд. — Он вздохнул. — Если бы не она, все бы успокоилось. А так…
— Я убежден, — весомо произнес Эверард, — если Цивилису и его союзникам пообещают почетные условия, мы сможем уговорить ее призывать отныне к миру.
Цериалис вытаращил глаза.
— Ты уверен?
— Попробуйте, — сказал Эверард. — Поторгуйтесь с нею так же, как с вождями-мужчинами. Я смогу быть посредником между вами.
Цериалис покачал головой.
— Нельзя оставлять ее на свободе. Слишком опасно. За ней нужен глаз да глаз.
— Но не рука.
Цериалис моргнул, потом хохотнул.
— Ха! Понимаю, что ты имеешь в виду. У тебя дар забалтывать людей, Эверардус. Верно, если мы арестуем ее или сделаем нечто подобное, то получим новый всплеск восстания. Но что, если она спровоцирует нас на такие действия? Откуда нам знать, как она поведет себя дальше?
— Все будет в порядке, как только она примирится с Римом.
— Но чего стоит ее слово? Я знаю варваров. Переменчивы, как ветер. — Очевидно, генерала не заботило, что эмиссар варваров может принять оскорбление и на свой счет. — По моим сведениям, она служит богине войны. А если Веледе придет в голову, что ее Беллона снова жаждет крови? У нас на руках будет еще одна Боадицея.
«Твое больное место, да?»
Эверард отхлебнул вина. Сладкий ароматный напиток теплой волной разлился по горлу, напоминая о лете, о южных землях и отвлекая от разыгравшейся снаружи непогоды.
— Давайте попытаемся, — предложил он. — Что вы теряете, обменявшись с ней посланиями? Я уверен, соглашение, которое всех устроит, возможно.
То ли из суеверности, то ли ради красного словца Цериалис ответил на удивление спокойно:
— Все будет зависеть от богини, так?
Над лесом тлел ранний закат. На фоне заходящего солнца сучья выглядели как черные кости. Под зеленоватым холодным небом, таким же холодным, как свистящий над землей ветер, отражали закатный багрянец лужи в полях и на пастбищах. Пролетели вороны. Хриплые крики слышались еще долго после того, как их поглотила тьма.
Крестьянин, таскавший сено от стога к дому, задрожал, но не от непогоды: он увидел проходящую мимо Вел-Эдх. Не то чтобы она таила зло на людей, но Вел-Эдх общалась с Властителями и сейчас шла из святилища. Что она там услышала? Уже несколько месяцев никто не осмеливался заговорить с нею, как часто бывало раньше. Днем она бродила по своим владениям или сидела под деревом, размышляя в одиночестве. Такова была ее воля — но почему? Времена наступили мрачные, даже для бруктеров. Очень многие из них вернулись домой из земель батавов и фризов с рассказами о бедах и страданиях или не вернулись совсем. Неужто боги отвернулись от своей служительницы? Крестьянин пробормотал заклинание и ускорил шаг.
Вскоре перед глазами Веледы появились неясные очертания ее башни. Воин на страже отвел в сторону копье. Она кивнула и открыла дверь. В комнате у небольшого огня, скрестив ноги и соединив ладони, сидели двое рабов. Дым, ища выход, вился по комнате и ел глаза. Их дыхание смешивалось с этим тусклым при свете двух светильников туманом. Рабы вскочили на ноги.
— Желает ли госпожа есть или пить? — спросил мужчина.
Вел-Эдх покачала головой.
— Я иду спать.
— Мы будем охранять ваш сон, — произнесла девушка.
В этом не было нужды. Никто, кроме Хайдхина, не посмел бы непрошеным подняться по лестнице, но рабыня была новенькой. Она отдала госпоже один из светильников, и Вел-Эдх пошла наверх.
Сквозь окно, затянутое тщательно выскобленной пленкой из коровьей кишки, проникали остатки дневного света, горело пламя. Тем не менее верхнюю комнату заполняли густые тени, а вещи казались притаившимися троллями. Не желая еще забираться в постель, она поставила светильник на полку и, плотно запахнув одежду, села на свой высокий трехногий колдовской стул. Взгляд ее остановился на колышущихся тенях.
Внезапно в лицо дунуло порывом ветра, пол дрогнул от неожиданной тяжести. Эдх отшатнулась. Стул с грохотом отлетел к стене. У нее перехватило дыхание. Из шара над стоящим перед ней рогатым предметом исходило мягкое сияние. Сзади располагались два седла — скрытый под железом бык Фрейра и на нем богиня, забравшая у него этого зверя.
— Найэрда, о, Найэрда…
Джейн Флорис слезла с роллера и приняла величественную позу. В прошлый раз, застигнутая событиями врасплох, она была одета как обычная германская женщина Железного Века. Тогда это не имело значения, и, вне всякого сомнения, Эдх сохранила в памяти более впечатляющий образ. Но для этого визита она подготовилась, как следует: великолепное платье, сверкающее белизной, играющие блеском драгоценности на поясе, сетчатый узор на серебряном нагрудном украшении, волосы под диадемой заплетены в янтарно-золотые косы.
— Не бойся, — заговорила Флорис на диалекте, которым Эдх пользовалась в детстве. — Но говори тише. Я вернулась, как обещала.
Эдх выпрямилась, прижала руки к груди, переводя дыхание. Ее глаза на аскетичном лице казались огромными. Капюшон сполз с головы, и на свету блеснули серебристые пряди. Несколько секунд она приходила в себя. Затем, удивительно быстро ею овладело спокойствие — вернее, готовность принять все, что скажет богиня.
