родители. Я единственный сын. Мама болела, отец время от времени сидел без работы. Мне приходилось искать, где больше платили. А когда они умерли, необходимость в такой работе отпала. Мне ведь немного надо.
— А личная жизнь? — тихо спросила я.
— Галя, я неудачник. Была у меня девушка. Еще когда я бизнесом занимался. Жили вместе. Красивая. Но после того как я прогорел, она ушла.
— Плохая была девушка.
— Нормальная. Это со мной что-то не в порядке. Сам удивляюсь. Вроде бы неглупый человек, образованный, английский знаю, а денег заработать не могу. Такое ощущение, что это не мое время. Душою я в далеком прошлом. Мне бы в архивах копаться, философствовать. Лежать на диване, глядя в потолок и размышляя о судьбах родины. А кому это нынче нужно? Смешно! Я и сам понимаю, что смешно.
— Значит, ты устроился в школу.
— Да. И, знаешь, счастлив. Я обрел гармонию. У меня немного денег, зато много свободного времени. Вот видишь, как все просто?
— Да. Просто, — машинально откликнулась я.
— А ты? Ты мне ничего не расскажешь?
— Не сейчас.
Я собиралась с силами долго. Больше месяца. Понимая, что подхожу вплотную к критической черте. Надо ему объяснить, почему я не работаю, но в деньгах не нуждаюсь. Деньги! Что-то мне не нравилось в этих деньгах, поэтому я и жалась. Жили мы скромно, я вспомнила о том, как вела хозяйство в режиме жесткой экономии, Андрей на меня не нарадовался. Но я должна была как-то объяснить, почему из дома редко выхожу, почему мне никто не звонит.
В конце концов я решилась потратить достаточно крупную сумму на то, чтобы изменить внешность. Волосы мои отросли, я пошла в ближайшую парикмахерскую и перекрасилась в блондинку. На фотографии в паспорте
— Зачем?
— Надо экономить средства, — отговорилась я. Салон, где я раньше делала стрижку, слишком дорогой.
— Я дал бы тебе денег.
— Зачем?
На следующий день я купила солнцезащитные очки, похожие на глаза стрекозы. С огромными круглыми стеклами. Последний писк моды. Солнышко уже начало припекать, дело шло к весне, и я могла носить эти замечательные очки, не опасаясь косых взглядом. Вид у меня в них был — как у марсианки. С новой прической и в этих очках я была неузнаваема. Андрей никак не прокомментировал мой вид, когда мы отправились на прогулку в воскресный день.
Да, мне удалось продержаться больше месяца. Но к двадцать третьему февраля что-то во мне надорвалось. Я скучала по Женьке, сил нет! И Андрей чувствовал: что-то не так.
— Я же вижу, как ты маешься, — сказал тихо, когда я лежала на его плече. Горел ночник, за окном было темно. Мы собирались спать, но мне стало вдруг так тоскливо!
— Все нормально, — попыталась отговориться я.
— Галя, расскажи мне все. Думаешь, я не замечаю, что ты все время прячешься? Эти очки, новая прическа… Ты постоянно оглядываешься. Словно боишься, что тебя вдруг узнают. А когда к нам приближается милиционер, ты вся поджимаешься. Я же чувствую. Что ты натворила?
— Я… я…
И тут сердце мое не выдержало. Плотину прорвало, из меня неудержимым потоком полилась вода. Я рыдала, он отпаивал меня минералкой, я опять рыдала. Потом икала. Когда успокоилась, сил у меня почти не осталось.
Говорила я медленно и тихо. А когда рассказала все, откинулась на подушку без сил. И стала ждать приговора.
Он молчал долго. Я подумала было, что это конец. Честный человек не может связать свою жизнь с преступницей. Глаза мои были закрыты. Наконец я услышала:.
— Ну, с паспортом я тебе помогу. У меня есть друзья. Однополчане. Некоторые сделали карьеру в органах. Я постараюсь достать тебе документ и подходящую биографию.
Я открыла глаза и уставилась на него в упор:
— Ты что — не понял? Я только что рассказала, как убила собственного мужа! Я его заказала!
— Если ты хочешь удивить меня смертью, то напрасно. Я же тебе рассказывал свою биографию. -Он усмехнулся. — То, что люди умирают — так естественно.
— Но я его убила! Убила!
— Перестань кричать, — поморщился он. — Соседи услышат, стены тонкие. Мне тоже приходилось это делать. Мы с тобой не случайно сошлись. В нас так много общего.
— Ты можешь пойти в милицию и меня сдать.
Взгляд у него стал такой странный. Если бы у меня остались силы, я бы вновь забилась в истерике. Но сил не было.
— Во-первых, тебе надо выправить документы, -повторил он. — Ее паспорт не годится. Во-вторых, надо как-то легализоваться. Устроиться на работу.
— Кто меня возьмет? Я пробовала. Но я ничего не умею.
— Значит, надо начать собственное дело, — уверенно сказал он.
— Ты смеешься?
— Нужны деньги. Разве что попробовать взять кредит? — задумчиво сказал он.
— Оставь эту затею.
— Галя, ты должна стать добропорядочным, законопослушным гражданином. Хорошо было бы сделать пластическую операцию. Изменить внешность.
— Лечь под нож? Да ты что?!
— Так надо. Тебя могут узнать. Очки и новая прическа, конечно, хорошо. Но лучше бы тебе измениться полностью.
— Я не поняла: ты что — прощаешь меня?
— А что ты мне сделала? За что я должен тебя прощать?
— Я преступница.
— Я не знал этого человека. Твоего мужа. Возможно, он был мерзавцем. Да, скорее всего, так и есть. Судя по твоим рассказам. Что хотел, то и получил.
— Никто не имеет права вершить суд. И лишать других жизни, — с пафосом ответила я.
— А если по приказу?
— Это другое.
— Значит, тебя совесть мучает?
— Знаешь, да! Мучает!
— Запоздалое раскаяние. Ну, успокойся. — Мне показалось, что он хотел что-то сказать, но передумал. Я ждала, ждала, а потом заговорила сама:
— Маму жалко. И Женьку.
— Сына?
— Да.
— Сын — это серьезно. А также… как ты говоришь? Кошкин? Фамилия этого лоха?
— Почему лоха?
— Тоже мне, убийца, — усмехнулся Андрей. -Но он — проблема. Серьезная проблема. Я понимаю твои материнские чувства, но думать надо не об этом. Кошкин, если его поймают, тут же тебя сдаст.
— Я знаю. Это и есть причина, по которой я предпочла остаться мертвой.
— Вот потому, что его поймают, он лох. Что мы будем делать, когда он даст показания?
