— В смысле?
— Мария, ты веришь в любовь с первого взгляда?
— Только давай без этого, корнет. Я не вчера женщиной стала. А ты мужиком. Сразу видно, и не смотри на меня так. Договориться мы с тобой можем только об одном: ты сверху, я снизу. О'кей?
— Ты о полках в купе? — подмигнул блондин.
— О них самых. И не надо про любовь, я тебе умоляю.
— Что ж, теперь еще больше верю, что мы договоримся.
Снова стук в дверь.
— Да! Войдите!
— Уф, тронулись. Маша, ты не спишь? — просунул голову в купе проводник и, сразу же заметив блондина, сказал кисло: — Что, попутчик объявился?
— Точно, — кивнула девушка. И без всякого стеснения заметила: — Мы собираемся в вагон ресторан, а ты иди бай-бай. Сегодня явно не день Бэкхема.
…Майя никак не могла заснуть: в ее купе громко храпели сосед и соседка. Под эти ужасные звуки не только задремать, думать о чем-то приятном было невозможно. А неприятные мысли она, собираясь в Москву, предпочитала оставлять дома. Не выдержала, выскочила в коридор, долго стояла, смотрела в окно. В двенадцать часов ночи вышла на перрон на большой станции и вдоволь надышалась свежим воздухом. Решила, что так и будет стоять всю ночь в коридоре, смотреть в окно, ждать, когда поезд подъедет поближе к столице. Соскучилась уже. Нет, жить в этом огромном городе ей никогда не хотелось, но жить вообще без него она уже не могла. Так, приезжать изредка, окунаться в шумную, суетливую жизнь, ходить по театрам, по музеям, побывать на Красной площади, послушать бой курантов, а потом непременно вернуться домой.
Никогда она не поступит в театральное училище, но обязательно поедет в Москву и на следующий год, и еще через год. Пока не расхочется там бывать. Может быть она специально ставит перед собой непосильную задачу? Предложили бы постоянно жить в Москве, чтобы она на это сказала? Страшно.
Вот и еще кому-то не спится! Ба, да это же известная на весь городок Маруся Кирсанова, дочь художника! Надо же, и тут подцепила какого-то парня и тащит его, судя по всему, в вагон-ресторан! Разве он уже не закрыт?
— Эдик, я тебе покажу что-то интересное! Здесь у меня папашино наследство, — девушка энергично размахивает маленькой сумочкой на длинном ремешке.
Эдик, это красивый блондин, едва успевает за энергичной Марусей.
— Извините.
— Ничего.
Посторонилась, пропустила. Так и есть — ресторан закрыт, поезд обычный, не фирменный, едет из глубокой провинции. Минут через двадцать эти двое идут обратно, но отоварились, все-таки: в руках у Маруси две баночки джин-тоника, да и блондин не с пустыми руками. Вздохнула, вернулась в купе, легла, накрылась простыней, попробовала уснуть. Нет, невозможно! Эти двое спят, как убитые, и храпят, храпят, храпят… Сколько же времени прошло? Полчаса? Час?
Снова вернулась в коридор к окну. Ночь, светлая июньская ночь, спать все равно не хочется. И не только ей. Маруся Кирсанова снова тащит куда-то своего спутника. Они что, всю ночь пить собираются? Дочь художника, выпив джин-тоника, стала еще энергичнее, развязнее и шумнее. Сейчас перебудит весь поезд!
— Нет, ты видел его письма?! Это же отписки какие-то! Нужна я ему была? Все эти девятнадцать лет? Нет, ты скажи: нужна? Ну, ничего, я им всем теперь покажу!
Блондин, похоже, почти трезвый, поддерживает спутницу за спину, чтобы она не упала. И словно пытается ее уговорить. Майя невольно прислушивается, но все заглушает громкий голос Маруси:
— Да плевала я на его наследство! Даже и не упоминай, понял? Плевала я на них на всех! Понял?! Плевала!!
Обратно они возвращаются все с теми же баночками джин-тоника. В вагоне-ресторане тоже всю ночь не спят? Обслуживать клиентов не хотят, а на вынос дают, мол, пейте, сколько угодно. Майя невольно морщится: от Маруси пахнет сигаретами, а вот блондин, кажется, не курит. Нет, маловато они взяли. Она, Майя, совсем не пьет, но, судя по слухам, которые ходили в городке о дочери художника, догадывается, что маловато.
В третий раз эти двое проходят по шестому вагону уже под утро. Пять часов, скоро Москва. Поезд запаздывает примерно на полчаса. Господи, неужели и сейчас они раздобудут выпивку? Нет, видимо, в вагоне-ресторане отказали, и правильно — скоро Москва. А Маруся уже совсем разошлась. Что ж, всю ночь пить джин с тоником, это не шутка. Она спотыкается как раз возле нее, Майи, громко ругается, потому что туфля на высоком каблуке слетела с ноги.
Еще раз выругавшись, Маруся пытается нацепить туфлю.
— Черт!
— Давай помогу, — придерживает ее блондин.
— Слушай, а ты прав, а ну сегодня их всех! — говорит Маруся. — Давай повеселимся! Ту ти, ту, ту, ту. Мое от меня не уйдет. И вообще, я ж-жутко талантлива.
— Верю.
— Нет, ты не веришь.
— Верю.
— А в любовь с первого взгляда?
Блондин громко смеется. А Майе почему-то очень хочется, чтобы этот Эдик обратил внимание и на нее. Ну почему всегда Маруся? Сейчас они уйдут, и больше ей никогда не встретится такой парень. Майя пытается улыбнуться и что-нибудь сказать.
— Извините…
— А… землячка,— фыркает Маруся. — Эдик, это дочка нашего завуча, ж-жуткая зануда.
Потом, раскачиваясь, дочь художника, надменно заявляет:
— А вот я сейчас возьму, и сделаю какую-нибудь глупость.
— Верю.
Блондин снова громко смеется, Майя чувствует себя серостью и, действительно, занудой.
— Пойдем, — тянет блондина за руку нетрезвая Маруся. — Сделаем какую-нибудь ж-жуткую глупость, и пошли они все!
Это блондину кажется интересным, и он уходит вместе с Марусей, а спустя некоторое время Майя замечает маленькую сумочку на длинном ремешке. Сумочка лежит на полу, видимо, Маруся надевала туфлю и забыла взять свое сокровище. Несколько минут Майя в мучительном раздумье: что делать? Вдруг там что-то ценное? Проводнику отдать? Но она твердо знает, что это сумочка Маруси, так зачем же проводнику? Ну и пусть! Так ей и надо! Нельзя же столько пить!
Поезд приближается к Москве. Нет, все равно надо отдать сумочку. И не проводнику, а Марусе лично в руки. А то нехорошо получается. Она, Майя, честная, воспитанная девушка. Маруся садилась в пятый вагон, конечно, очень неловко, но придется стучаться в каждое купе, извиняться и искать землячку. Или сначала свои вещи собрать? Что ж она, Майя, такая нерешительная? Наказание просто!
И тут поезд словно бы натыкается на невидимую стену. Несколько судорожных рывков, скрежет тормозов.
— Что?
— Что такое?
Открываются двери купе, все уже проснулись и ждут, когда поезд придет на Казанский вокзал
— Стоп-кран кто-то сорвал! — бежит по коридору взволнованная проводница. — Мы же почти в Москве! Вот хулиганы!
Пассажиры дружно возмущаются. Майин сосед вежливо просит ее выйти из купе, чтобы переодеться. Она берет черную сумочку и выходит в коридор. Что ж, надо бы пройтись по пятому вагону. Вдруг Маруся стоит в коридоре, или ее спутник? При мысли о нем у Майи сладко замирает сердце.
Пятый вагон. Поезд, наконец, снова тронулся. Молоденький проводник оправдывается перед суровым дядькой в форме железнодорожника.
