Водитель стоял у крыльца, раскрыв рот, и смотрел, как прямо перед ним плюхнулся на землю чемоданчик, потом синее болоньевое пальто, потом из дома начали вылетать сумки, кофты, юбки… А под занавес появилась и мнимая родственница. Матрена Архиповна толкнула ее в спину:
— Вон! — И прибавила такое, что покраснел даже таксист. Заметив это, теща насупилась: — Али не слыхал? Ишь, смотрит! Вези-ка ты прочь, милок, эту… — Она полезла за пазуху. Выскочившему на крыльцо Сабурову отрезала: — За эту саму расплачусь. И — цыц!
Когда такси выехало за ворота, бабулька воинственно поправила шерстяную шаль на голове и с удовлетворением сказала:
— Вот так-то. Интеллигенция, так вашу раз этак…
Жанна чуть не расхохоталась. И верно! Почему-то за Александру Антоновну было стыдно ей самой. И Сабуров мялся бы и искал для нее оправданий. А Матрена Архиповна слушать ничего не стала. Выкинув мнимую родственницу из дома, перевела дух:
— С этим разобралась. А внуки-то мои где?
Эля пряталась наверху, тайком наблюдая за скандалом, Сережа-младший хихикал, свесившись через перила.
— А как же ваша живность, мама? Корова, поросеночек? — спросил Сабуров, понемногу приходя в себя.
— Издох, — ответила Матрена Архиповна. — Издох Гитлер. Боров мой, зверюга ненасытная. Корову со двора свели. Курей я сама порезала. Глаза подводить стали. А боров этот все под коленки норовил меня рылом ткнуть, чертяка. Чистый фашист. Поначалу-то Митькой был, а потом уж я его Гитлером кликать стала. Ткнулась носом в землю два раза, да и поняла, что силы нынче не те. В прежние времена я бы его по рылу, по рылу… Так что, Сергей Васильевич, принимай. — И она низко, в пояс, поклонилась зятю. — Поживу пока, а там посмотрим. Как няньку новую себе найдешь, так съеду. Да и огород скоро сажать надо. Снег-то не сегодня-завтра совсем с полей сойдет. Недельки две поживу.
Матрена Архиповна первой прошла в дом. В гостиной глянула наверх, отыскивая внучку, увидев, поманила пальцем:
— А ну-ко! Иди сюда! И ты, Сергей, спускайся! Обними бабку-то! Распустил вас отец! Ох, и распустил!
Жанна поняла, что в доме теперь будет порядок. Внукам своим Матрена Архиповна спуску не даст, не тот характер. А здоровью ее и молодой позавидует. Волосы у семидесятилетней Матрены Архиповны были черные, курчавые, с легкой сединой, а бровь соболиная. Руки жилистые, сильные.
В тот же вечер, за ужином, Сабуров сказал:
— Объявление надо бы дать.
— Какое-такое объявление? — поджала губы Матрена Архиповна.
— «Требуется помощница по хозяйству…»
— А это кто? — Бабулька кивнула на Жанну.
— Это? — на минуту задумался Сабуров. И тут же поспешил соврать: — Это моя дальняя родственница. Живет здесь, работает в Москве. У нее отца нет, а мать в деревне.
— В деревне, значит? — подозрительно посмотрела на Жанну Матрена Архиповна. Та смущенно уткнулась в тарелку. — Ну-ну, зятек… И к чему было строить этакие хоромы? И Марии я говорила, но она мне всю жизнь перечила. Да ты знаешь. Имя чудное какое-то взяла. Не русское. Господь от нее и отказался.
— А чем Сабина, то есть Мария, была больна? — спросила вдруг Жанна.
Матрена Архиповна сдвинула брови, а Сабуров поспешно сказал:
— Да с чего ты взяла? Глупости это! Помоги лучше комнату приготовить. Хотите на первом или на втором этаже, мама?
— Все одно. Вы-то, чай, в одной постели спите? Вот меня куда подале.
Жанна чуть тарелку не уронила. Подумать такое про нее и про Сабурова! А тот откровенно возмутился:
— Как вам, мама, не стыдно! Она же девочка еще! На двадцать лет меня моложе!
— А вас, кобелей, не поймешь. Недаром говорят: седина в бороду — бес в ребро.
Жанна выскочила из кухни, услышав уже из гостиной, как Сабуров начал что-то возмущенно выговаривать своей теще…
…Нет, эта бабка была нечто! Здоровая, как конь, и редкостная матерщинница! Неубранную постель и грязные чашки на столе Матрена Архиповна примечала тут же. И выговаривала не Жанне, а своей внучке Эле. И внучка нехотя, но шла с посудой к раковине, иначе слышала такое, отчего возмущенно кидалась к отцу:
— Ну папа! Папа же! Она опять!
Сабуров, конечно, пытался тещу образумить, но она и его не стеснялась поучить. Иногда Жанна с ужасом думала, что было бы, если бы они с Сабуровым и в самом деле были любовниками? Ох, и доставалось бы им на орехи!
Но Матрена Архиповна, как оказалось, от своих подозрений отказываться не собиралась. Считала Жанну преемницей своей покойной дочери Марии. И все время рассказывала, как та плохо поступала с мужем и как с ним следовало бы поступать.
— Раз уж сошлась с мужиком — живи, — поучала ее Матрена Архиповна. — Плохой ли, хороший — силой к венцу никто не вел. Потому говорят: семь раз отмерь — один раз отрежь. А Сергей, он не из последних. А Владька-то слова доброго не стоит. Родителей его я хорошо знавала, особливо покойного Арнольда. Тьфу ты, назовут же так пакостно! Варвара Гавриловна, покойница, царствие ей небесное, задним умом была крепка. Как назвала, то и выросло. Одно слово: Арнольд. Кобель усатый. Сколь девок в поселке по нем страдало! При таком муже чего ж ожидать! Пил да бил. А сынок смотрел да учился. Выучился. Нинка-то небось горя с ним хлебает, если еще не бросил. А моя, дура, как убивалась! Как убивалась! За одной партой они сидели. С Нинкой. Трое их из всего поселка в Москву перебралось. В райцентр или в область немало уехало, врать не буду. На селе-то не задерживаются. Но чтоб в Москву! Владька первый уехал, а моя-то дурища за ним. Даром что тот Нинку за собой увез. Как пришел из армии, так оженился, Нинку в охапку и — в Москву. В столицу. На стройку, значит, устроился поначалу. Квартиру-то при той, прежней власти, успел получить. А Мария за ними следом. Упрямая. Я, говорит, своего добьюсь. Добилась…
Жанна во время этой тирады еле успела сообразить, что Владька — это ее шеф и любовник, Нинка — его жена Нина Васильевна. Давняя история, начавшаяся еще за школьной партой. Понятно, почему у Сабины были такие отношения с матерью!
…Следующая неделя выдалась тяжелой. Жанна чувствовала, что с Владом что-то происходит. Никогда еще он не был так несдержан и груб. Устроил в офисе настоящий террор, кричал и на сотрудников, и на нее. Только по уши влюбленная в шефа Веня могла принимать подобное обращение с легким вздохом. Остальные роптали, Жанна тоже возмутилась:
— Если у тебя неприятности, зачем на людях зло срывать?
— А тебе что, людей жалко? — усмехнулся Влад. — Они же про тебя за спиной такое говорят! Я даже знаю, кто говорит и что говорит. Сказать?
— Нет.
— Могу. А потом ты меня попросишь ласково и я их уволю. Ну?
— Они ни в чем не виноваты.
На следующий день она привычно задержалась на работе. Когда все ушли, Влад положил перед ней бархатную коробочку. Открыв ее, Жанна увидела крупные серьги желтого металла, должно быть, золотые. Со вставками из сверкающих камней. Похожие были в ушах у Лолы, жены Олега Васильевича, когда Жанна встретила ее на прогулке в парке. Как давно это было!
— Что это? — удивилась она.
— Подарок.
— Да у меня даже уши не проколоты!
Он посмотрел на нее с откровенным удивлением:
— Действительно не проколоты! Черт, а я и не заметил! Ну так проколи! — И после долгой паузы: —
