Женщина же, увидев нас, брезгливо поморщилась и отвернула голову. Пробормотала что-то вроде: «Надо же так нализаться!» И бегом к лифтам.
От нас и вправду сильно разило бренди. Покойник же висел на мне, как засохший плющ на стволе живого дерева. И его корни, то есть голые ноги в зимних ботинках, были лишены жизненной силы.
Я стояла в это время ни жива ни мертва. И предательство Виолы дошло до меня не сразу.
Как только женщина уехала, Леночка повернулась ко мне:
— Пойдем, — и подхватила покойника под левую руку.
Вдвоем мы выволокли его из подъезда. Хорошо, что в декабре рано темнеет. И Сияющее Безобразие Леночка подкатила к самым ступенькам. Оставалось только запихнуть труп на заднее сиденье. Он еще не одеревенел, поэтому поддался сразу. И вообще не возражал против такого с ним обращения. Я же еще надеялась, что Виола где-нибудь поблизости. Что, как только мы усядемся, она выйдет из-за угла и скажет мне: «Не бойся, я с тобой».
Разумный совет мне бы сейчас не помешал. Я ждала появления лучшей подруги до тех пор, пока усевшаяся за руль Леночка не завела мотор. А когда машина тронулась, я крикнула:
— Подожди!
— Что? Что такое? — заволновалась Леночка. -т Разве мы что-нибудь забыли?
— А как же…
Мне не хотелось сейчас пускаться в объяснения: откуда взялась Виола, почему я поселила ее у себя в квартире, где она научилась так драться и зачем мы сегодня сюда пришли. Только не сейчас. Видимо, и Виола это поняла, потому и исчезла. И я не стала пускаться в розыски. Бессмысленно. Вдруг после убийства любовника моей невестки она исчезла вообще? Навсегда.
— Ничего, — сказала я Леночке, искоса взглянув на покойника, который теперь сидел, уронив голову мне на плечо. — Поехали.
Без поддержки Виолы стало совсем худо. Глупая Пучеглазая Лягушка оцепенела, ожидая, когда ее начнут препарировать. Она чувствовала себя виноватой во всем, что сегодня случилось.
Выехав на шоссе, Леночка спросила:
— Куда?
— Куда хочешь, — жалко сказала я.
— На Ленинградку. Там дача у моих родителей.
— С ума сошла!
— Тогда поедем по Ярославке. Там…
— Надо выбрать направление, по которому ты вообще никогда не ездила. Чтобы ни родителей, ни подруг, ни сослуживцев мужа. Никакой связи. Чем больше абсурда, тем…
Что я такое говорю! Что вообще в этом понимаю! Но Леночка послушалась. И ехали мы наугад. Кажется, по Каширке. Когда она остановилась, чтобы выбросить пакет с вещами своего любовника, я даже место не запомнила. У меня в голове вращалась все та же карусель: что будет, если нас остановят гаишники? если машина сломается? если у Леночки сдадут нервы, и она предпочтет скандал и развод тюремному сроку за соучастие в убийстве?
Но она ехала аккуратно и молча. До лесного массива, который полностью удовлетворял нашим требованиям. По левую руку, на горе, виднелся дачный поселок, дорога к нему шла как раз через небольшой лесок. Горели одинокие огоньки, но машины туда не сворачивали. Кроме нашей.
Леночка проехала метров сто и остановилась на обочине.
— По-моему, достаточно, — сказала она. — Давай вытащим его.
Я вылезла из машины и потянула за собой покойника.
— Зачем? Через другую дверь! — покачала головой Леночка.
А она, оказывается, была не такой уж изнеженной особой. И в критические моменты проявляла выдержку и стойкость. Покойника мы стаскивали с обочины вдвоем, проваливаясь в снег, которого в этом декабре хватало. И, естественно, протащили его недолго. И мои, и Леночкины сапожки были полны снега, руки заледенели.
— Бросай, — сказала Леночка. — Достаточно.
Уже совсем стемнело. Ее урок французского должен был закончиться час назад! А нам надо еще какое-то время, чтобы вернуться в город!
— Вовка! — вспомнила и Леночка. — Надо позвонить!
— Скажи, что у тебя сегодня дополнительные занятия, — посоветовала я.
Но прежде мы отъехали подальше от этого отныне проклятого места, где метрах в шести от обочины остался лежать мертвый мужчина с кровоподтеками на груди и синим чулком на шее.
— Его скоро найдут, — пожаловалась Леночка. — Но у меня просто нет сил больше!
— Его все равно когда-нибудь найдут — на пять метров мы углубимся в лес или на двадцать пять.
— Но почему это случилось со мной! — простонала Леночка. — По…
— Звони маме, — оборвала ее я.
Леночке удалось довольно внятно объяснить, почему она сегодня задержится. И вообще: я ее недооценила. Или такую силу человек обретает только в борьбе за свое счастье? Но выходит, что сначала надо это счастье разрушить, чтобы понять, в чем именно оно заключается. До Леночки, например, только сегодня дошло, что больше всего на свете она хочет остаться с Игорем. Вот такая странная любовь. Хотя моя любовь разве не менее странная? Или любая вообще? Разновидностей любви существует немало, но не будем отвлекаться.
После того как она поговорила с моей мамой, мы молчали довольно долго. Первой начала разговор я:
— Где вы познакомились?
— В магазине. Он сказал Вовке: «Какая у тебя красивая мама!» Потом донес мои сумки до машины.
— И сразу понял, что дело выгодное. Замужняя женщина, всем обеспеченная. А потом?
— Потом… Позвонил, сказал, что не может меня забыть. Мы встретились. Я сама не понимаю, как случилось, что мы оказались в одной постели. Я просто с ума сходила от одиночества и скуки! Игорь ведь целыми днями на работе, — пожаловалась Леночка. — Перепробовала все.
— А работать?
— О чем ты говоришь!
— А он?
— Кто? Игорь?
— Покойник.
— Пять месяцев назад остался без работы. Жена — сотрудница банка, хорошо получает. Он говорил ей, что ищет работу. Через кадровое агентство. Мол, по средам и пятницам ему назначают собеседование.
— А почему встречались у тебя, не у него?
— Сын учится в первую смену, а дочь во вторую, — пояснила Леночка. — И вообще: мне было бы там неудобно.
Возможно, я погорячилась насчет лимонного дерева. Леночка никогда не бросила бы моего брата. Но, с другой стороны, никогда бы так и не поняла, как он ей дорог. Мы замолчали и доехали до столицы, более не проронив ни слова. Леночка высадила меня у первого же метро, которое попалось нам на пути. Я сама так захотела.
Сияющее Безобразие исчезло за поворотом, а я все никак не могла заставить себя войти в метро. Мне не хотелось ехать домой. Я с ужасом думала, что будет, если Виола вернулась? Как мы будем с ней дальше?
Но делать нечего. Нельзя скитаться по улицам до бесконечности, тем более холодным декабрьским вечером. И я поехала домой.
Прежде чем войти в свою квартиру, прислушалась: за дверью было тихо. Может, она исчезла? Навсегда? И теперь я вновь осталась одна. И вновь тоска нахлынула так, что сердце взлетело на самый гребень этой волны, и еще чуть-чуть — его швырнуло бы на берег. И разбилось бы оно вдребезги, если бы
