мной. За то, что я увела Сеси.
— Да мало ли что я говорила!
— Ты хотела кого-то нанять? — помог Але Давид. Та начала затравленно озираться. Он надавил: - Денег много, да? Родители дают на карманные расходы?
— У меня мама умерла! — закричала Аля. -А вы лезете!
— Давид, она права, — заметила Маргарита. -Мы на похоронах ее матери.
— Хорошо. — Давид кивнул. — Давай о том дне, когда покушались на Маргариту Ивановну.
— Я ничего не знаю! Меня не было в Москве!
— В тот день ты была, — спокойно сказал он.
— Но я ничего не знаю! Они приехали поздно…
— Кто «они»? — тут же вцепился в нее Давид.
— Мама и Сережа. Я тоже приехала поздно. В десять вечера. Но они уже за полночь.
— Были в больнице, — сказала Маргарита. — Мне делали переливание. Сеси дал свою кровь.
— Я обрадовалась. Подумала, что мама хочет нас помирить. Но она на меня накричала. Потом сказала: «Иди в свою комнату!» Они с Сережей заперлись в маминой спальне.
— Ты, разумеется, подслушивала, — усмехнулась Маргарита.
— Они не были любовниками! — закричала Аля. -Я знаю! У них были какие-то дела!
— Какие дела? — настойчиво спросил Давид.
— Откуда я знаю?!
— Но ведь ты подслушивала!
— Я почти ничего не слышала! Они говорили тихо. Точнее, шептались. Потом пошли к папиной машине. Он уехал в аэропорт на такси, а машину оставил здесь. Я смотрела в окно, но было темно. Участок плохо освещен, мама хотела все здесь переделать, но не успела. Я видела только, что они сидят в машине. Потом Сережа уехал, а мама вернулась в дом.
— Значит, Симонов с Гатиной были в сговоре, -задумчиво сказал Давид. — Остается проверить его алиби. Где Симонов был, когда в вас стреляли, Маргарита Ивановна?
— Ты думаешь, его наняла Клара? Но зачем?
— А записки? Вы ведь подозревали ее. Зачем она подбрасывала записки с угрозами?
— Ничего не понимаю!
Аля затравленно переводила взгляд с Маргариты на ее телохранителя.
— И что же мне теперь делать? — спросила наконец она. — Я понимаю: не надо было уезжать. Рассказать… Но кому? Отец уехал. По телефону я не решилась. Думала: вернется, вот тогда…
— Утром следующего дня вы с мамой разговаривали? — спросила ее крестная.
— Да.
— О чем?
— Мама велела мне уехать за границу. Недели на три. Сказала, что мне надо спрятаться.
— От кого?
— От убийцы. Я ничего не понимала! Мама начала на меня кричать. Мол, о тебе же, дурочка, забочусь, не хочу травмировать твою психику, и так далее. Я сказала, что люблю Сережу и никуда не поеду. Хочу быть с ним.
— А что мама?
— Сказала, что от Симонова сейчас лучше держаться подальше. Ему не до меня. «И вообще: не лезь в наши дела!» — вот как она сказала. Я попробовала торговаться…
— Что делать? — удивленно спросила Маргарита.
— Торговаться. Уеду, если она разрешит потом встречаться с Сережей.
— Когда «потом»? — Крестная пристально глянула на нее.
— Но должны же были их дела когда-нибудь закончиться? — резонно заметила Аля. — Я же согласилась им не мешать! Мама сказала: «Там посмотрим». Мне купили горящую путевку, и я улетела. Через три дня. Это все.
— По-моему, картина проясняется, Маргарита Ивановна? — Давид посмотрел на нее.
— Не могу поверить! Моя лучшая подруга и мой… Сеси устраивают покушение на мою жизнь! За что?
— Сережа никого не убивал! Он добрый! Он хороший!
— Логика восемнадцатилетней девочки, — заметил Давид.
— Мне девятнадцать!
— Да, ты уже взрослая. — Он усмехнулся.
— Вы здесь? — На веранду заглянул Платон Гатин. — Аля, а я тебя везде ищу. Ты в порядке?
— Папа! Скажи им, что Сережа никого не убивал!
Гатин вздрогнул.
— Какой Сережа? Ах, этот мальчик! Но зачем ему… — Он растерянно заморгал.
— Пойдемте в гостиную, — поднялась Маргарита. — Милиция во всем разберется.
— Да, конечно.
Гатин пропустил в дверях веранды дочь и тихо спросил у Маргариты:
— Ты опять вернулась к Алику? Это разумно.
— А что будешь делать ты? Женишься на длинноногой блондинке? Вроде той, что виснет на твоем партнере по бизнесу и говорит фантастические глупости? Зато какое тело! А, Платон?
— Зачем ты так?
Гатин поморщился. Давид благоразумно отошел на пять шагов, чтобы не мешать их беседе. Они так и стояли в дверях веранды.
— Неужели у тебя нет любовницы? — не унималась она.
— Я работаю.
— А с Кларой как? Вы спали вместе? Или…
— Да что на тебя нашло? Только о сексе и думаешь! Кризис среднего возраста? Дуня, мы все-таки на похоронах! Твоей лучшей подруги!
— Извини.
Они покинули наконец веранду. Давид неслышно двинулся следом. Аля, воспользовавшись моментом, уже исчезла. Давид коротко что-то сказал одному из секьюрити; тот кивнул и указал на потолок. Шикарная люстра, явно антиквариат, висела на крюке, закрытом стальной полусферой, вокруг лепнина. Витиеватый узор, «королевский»: лилии, какие-то завитушки. Она тоже подняла голову: в одном месте лепнина была сколота. Странно: ремонт недавно закончен, все новенькое, с иголочки. А тут скол! Полцветка снесло! Потолок, можно сказать, испорчен. Клара бы этого не допустила: мигом вызвала бы рабочих, чтобы исправили. Значит, это случилось уже после ее смерти. И почему этим так заинтересовался Давид? Сияние хрустальных подвесок мешало рассмотреть и скол, и полусферу. Тут нужна лестница. Она почувствовала, что устала. Заболела голова, заныло плечо. И ноги гудели. Рановато она принялась за визиты. Недельку надо было бы еще полежать.
А Давид уже заинтересовался картиной, висевшей на стене почти под самым потолком. Она поморщилась: работа Клары. Один из пейзажей, что та как-то показывала подруге: консультировалась. Холст, масло. Отвратительно! Дуня Грошикова сказала бы так же, как в детстве говорила ее мама: «ляпушки». К тому же пейзаж не вписывался в интерьер: был слишком уж мрачен. Кларе изменил вкус. И висело это убожество криво. Давид даже попытался поправить картину. Роста он был высокого, и ему это почти удалось.
Вскоре Маргарита, сославшись на рану в плече и плохое самочувствие, откланялась. Дере покинул дом Гатиных с сожалением.
— Какие люди! — сказал он в машине. — Платоша-то развернулся! Молодец!
— А ты липнешь ко всем, у кого есть деньги! -не удержалась она.
— Среди них могут быть твои потенциальные клиенты, — заметил.Дере. — Для тебя, между прочим, стараюсь.
— Вот спасибо!
— Жить-то на что-то надо, Дуся. Гатину хорошо — он бизнесмен. А я менеджер при бабе, которая