— Эрдельтерьер. Максимилиан, Максик. Медаль на выставке получил, такой милый!
— Слушай, Елизавета, иди-ка ты баиньки. Снотворного у тебя, случайно, нет?
— Нет.
— А у Эльзы? — осторожно спросил Леонидов.
— Она же беременная. Им вредно… Так вы не сердитесь, что я сказала, будто Валера сам с балкона спрыгнул?
— Но что Иванов с балкона не прыгал, ты ведь знала?
— А Ирина Сергеевна сказала, что прыгал.
— Она тебя попросила так сказать.
— Ну, вообще, да.
— Что значит — вообще?
— Мне Ольга передала.
— Ас чего это Ирина Сергеевна свои просьбы через Ольгу передает?
— Она ее любит. Ольга у Серебрякова долго секретаршей была, и ничего такого у них не случилось, хотя Александр Сергеевич любил с красивыми девушками романы крутить. Просто Оля очень порядочная, Ирина Сергеевна ее за это уважает и на работу обратно взяла.
— Значит, Ольга — лицо доверенное.
— Конечно. Я ей верю. Она за меня перед Ириной Сергеевной словечко замолвит.
— Все так, все правильно. Иди ты спать наконец.
— А с вами побыть еще нельзя? Я не усну.
— Лиза, ты меня напрасно за брата принимаешь. Я чужой мужчина, мало ли кто может что подумать, если нас вдвоем увидят.
— Да? Тогда я пойду. Нате вашу куртку.
— Иди, сокровище, иди. Только больше не подслушивай, встану и проверю. Смотри у меня!
В том, что Елизавета больше не будет прикладываться ухом к двери, Леонидов был почти уверен, как и в том, что в гости придет кто-то еще. Поэтому и поспешил спровадить девушку, мало ли какая еще персона решит исповедаться в совершенных грехах. Становилось очень даже интересно… За окном тихо падал снег, тишина и темнота окутали насторожившийся дом. Ночь не принесла покоя. В холодном коридоре снова раздались шаги. Женщина подошла к дивану и отчетливо заявила:
— Я забыла здесь свою спортивную куртку.
— Да, действительно. Без нее никак не заснешь. Она рассмеялась искусственным, щекочущим нервы смехом:
— Я просто шла к Манцеву и решила прихватить случайно забытую на диване вещь.
— Оля, вы уверены, что вам надо туда идти?
— А что такое? Разве у нас в уголовном розыске организовали отдел нравов? Вас можно поздравить с новым направлением в работе?
— Я не люблю вмешиваться в чужую личную жизнь, чертовски неблагодарное занятие, но к Манцеву тем не менее не ходите. Не стоит он того.
— Вы себя предлагаете в качестве замены? Мне сегодня необходим мужчина. Не только у мужчин бывают насущные потребности.
— Перетерпите. Подумайте о чем-нибудь самом мерзком, напрягите воображение, вам сразу расхочется.
— Занятно. Труп Паши подойдет?
— Кому как. Садитесь, Оля. Кстати, это не ваши сигареты?
— «Кэмел»? Нет. Предпочитаю что-нибудь более женственное.
— Тогда тут еще водка осталась.
— В чувстве юмора вам не откажешь, Алексей…
— Можно без отчества, ночь на дворе. В темноте не заметно, что я на несколько лет вас старше.
— Что еще в темноте не заметно? Выражение лица? Смазанный макияж? Кстати, что вам сделал несчастный Костя? Почему вы вдруг решили обо мне позаботиться?
— Вы его любите?
— Мы в конце двадцатого века живем, слово «любовь» уже не актуально. Скажем так, я его держу в резерве.
— Оля, вы себя не переоцениваете?
— А что? Разве я не красива? Не могу вызывать у мужчины если не нежные чувства, то вполне естественные желания?
— Он за вами ухаживал?
— А почему в прошедшем времени? И кстати, вам-то какое дело?
— Хочу перенять опыт. Знаете, я тупой и ограниченный товарищ, хотел бы узнать, как порядочные и образованные мужчины ухаживают за женщинами вашего стиля жизни?
— Ну, во-первых, они говорят только приятные вещи.
— Намек понял, давайте сразу во-вторых.
— Дарят цветы, приглашают в рестораны. И ждут своего часа, не торопя события. Это главное: не терять терпения. И можно дождаться.
— Все правильно. Только сегодня неподходящий момент, чтобы осчастливить заждавшегося Костю.
— Это еще отчего?
— Боюсь, вас опередили.
— У него в комнате женщина? Ну, это еще не значит, что он с ней спит.
— Оля, вас никогда не использовали?
— Это как?
— В качестве ширмы. Чтобы замаскировать от окружающих интерес к занятой пока женщине? Не было такого?
— Что? К какой еще женщине?
— Я не хотел бы лишать вас некоторых иллюзий, но, честное слово, вы мне еще по делу Серебрякова симпатичны. Мы встретились впервые в его кабинете. Помните, я тогда был не женат и чуть не назначил вам свидание?
— В «Макдоналдсе»? Что же передумали?
— Сам не знаю. — Алексей усмехнулся в темноте. Ему не хотелось разочаровывать милую девушку Олю, но пускать ее к Манцеву он тоже не хотел. — Манцев вас обманул, Оля, он собирается взять на содержание Нору.
— Еще чего? Что он — дурак?
— Похоже, вы его слегка идеализируете. Он самый обычный мужик, с дурью в голове, с тупыми амбициями. И к вам он примазался с весьма конкретной и неблагородной целью.
— Это же самая последняя…
— И тем не менее — вы с ней делили любовника.
— Что?
— Манцев вас заложил с потрохами. Ухаживая за вами, он очень внимательно следил, когда же Паша бросит Нору. А когда это случилось, Манцев тут же сделал Норе соответствующее предложение, а вас подставил. Он сам мне рассказал и про Пашу, и про разговор на балконе.
— Не может быть! — Оля села на диван.
— Откуда я тогда знаю и про махинации со счетами, и про то, что Паша собирался от вас отделаться, чтобы безнаказанно набить свои карманы? Кроме Манцева, свидетелей не было, насколько я понял?
— Он все рассказал?
— Да, и, между прочим, весьма нелестно отозвался о вас как о женщине.
— Костя всегда говорил, что безумно меня любит, что, если я только захочу, он ковриком ляжет у моих ног, зарежет кого-нибудь, украдет, оберет, лишь бы дать мне все, что я захочу. Как он говорил! Звонил каждый день, хотя знал, что я с Пашей. И все время: любимая моя, солнышко, родная, зайчонок.' И розу каждый день клал на стол. Одну, самую дорогую, обязательно бордовую. Нет, нельзя так врать. Не бывает.
