— Любимая моя, Лада, как я по тебе скучал!
— Где ты был так долго, почему не искал, не звонил, не писал мне писем? Сколько лет прошло, Саша!
— Я знаю. Сломал жизнь тебе, себе. Женился зачем-то, заводил бесполезных любовниц, рожал дурацкие проекты. Сколько счастья мимо прошло.
— У нас обоих семьи, дети, Саша. Ты не думаешь, что поздно что-то менять?
— Ерунда. Я люблю тебя, и пусть все остальное катится к черту. Я все устрою, не волнуйся. Ты-то любишь меня?
— Да, я люблю тебя.
— Ну и все. Этого достаточно, остальное сделаю я сам. Встретимся завтра, я позвоню и скажу где. Договорились?
— Я не могу завтра.
— Хорошо, послезавтра, в конце концов, у меня будет еще один день, чтобы все уладить. Ты позвони мне, на сотовый, я запишу номер. Значит, послезавтра с утра буду ждать. Ты мне позвонишь, Лада?
— Позвоню.
«Вот и все», — подумала Ирина, почувствовав, как сердце упало куда-то вниз, к желудку. Горло свело судорогой, ослабли ноги. Как всегда во время потрясений, у нее началась жуткая мигрень. Стянуло виски, застучали в голове маленькие молоточки. Она вошла в кухню, выпила стакан ледяной воды. Жаркое действительно подгорело, но, похоже, в этот вечер это уже никого не интересовало. Елистратов выглядел озабоченным, наверное, из-за своих финансовых проблем, существенно постаревшие Ромео и Джульетта упивались возрождением былых чувств.
Состояние Ирины окончательно испортило вечер. Видя растерянную хозяйку, гости вскоре откланялись, муж заперся в кабинете. Сын был поглощен компьютером и не показывался весь вечер. Ирина свернулась под теплым одеялом на своем диванчике. Ее колотил озноб. В ход пошли сердечные средства. Она плакала, боясь заснуть. Завтра должно было лишить ее всего, и она не хотела этого завтра.
Через день, двадцать девятого августа, ее мужа, Александра Серебрякова, нашли убитым на полу в лифте, в доме любовницы.
— Я любила… Прощала мужу этих девочек, не имевших ни для него, ни для меня никакого значения. Он и в делах добился такого успеха только потому, что никем не дорожил. Пропадал на работе ночами, домой приходил только спать. Как одинокий волк, рыскал в поисках кредитов и партнеров. Ну и институтские друзья помогли. На студенческих связях многое держится. Но я еще раз повторяю, что вряд ли могу вам помочь. Врагов своего мужа назвать не могу, в делах понимаю мало, к любовнице мужа ненависти не питаю. Убивать его не собиралась. И вообще, поймите меня, я сейчас меньше всего желаю чьего-то общества.
— Это муж так повлиял на ваши привычки? Переживаете в одиночестве, отвернувшись лицом к стене?
— Что? Да, знаете, люди, прожив вместе- много лет, перенимают часть друг друга в собственное пользование. К сожалению, Саша не принял моей доброты и любви к нему…
— Что ж, извините, что побеспокоил в неудачный момент. К кому я мог бы обратиться на фирме с вопросами о состоянии дел?
— К Паше, коммерческому директору.
— Сергеев Павел Петрович, шестьдесят третьего года рождения, не женат, проживает в Ясеневе. Правильно?
— Да, все абсолютно точно. Номер дома и квартиры тоже есть или записать?
— Запишите, Ирина Сергеевна, запишите.
Оперуполномоченный Леонидов брел по увядающей августовской Москве и бормотал про себя запомнившийся вывод из физики человеческих, тел, сделанный красивой девушкой определенного поведения: «Любовь бывает разная: жидкая, твердая и газообразная». Если очаровательная Лана квалифицирует свое чувство как любовь в твердой валюте, а платоническая Ирина Сергеевна явно подпадает под газообразную форму, то не ждет ли его в ближайшем будущем встреча с оставшимся неохваченным жидким видом?
Алексей нашел коммерческого директора Павла Петровича Сергеева в тот момент, когда тот снимал стресс по случаю смерти шефа на теннисном корте.
Теннис прочно вошел в моду как у высших чинов, так и у бизнесменов средней руки. Потея на корте, они верили в собственную исключительность из выхаркнувшей их на грунтовое покрытие среды, на которую теперь они надменно поглядывали сквозь мелкую металлическую сетку, окружающую открытую площадку. Павел Сергеев приобщался к элитарному виду спорта на пару с пузатым, хотя и молодым еще человеком. Был теплый августовский день, и они бегали по корту в дорогих спортивных трусах и белых майках.
Ядовито-салатовый мячик норовил покинуть пределы площадки, с корта доносились слова «болл» и «аут». Противники мучили друг друга, видимо, уже не первый сет. Их красные потные лица выражали явное облегчение, когда мяч попадал в квадрат подачи или после удачного смеша впивался в раздолбанное покрытие.
«Класс игры невысокий, — вспомнил Леонидов слова великого Остапа Бендера, глядя на то, что некоторые смелые люди назвали бы теннисом. — Зато пижонства до фига. Как красиво он замахивается, ракеточку так в наклон, бац — аут. Е ты мое».
Болельщиков и зрителей было немного. У самого корта ленивая блондинка с дорогим лицом и ногтями, явно не предназначенными ни для какого вида спорта, пыталась болеть за Павла Петровича. И похоже было, что это ради нее он так эффектно, хотя и бестолково, бежит к улетающему за пределы корта мячу. Блондинка пыталась изобразить любовь к великой игре, но то и дело подавляемый зевок сводил на нет все ее усилия.
Она явно скучала, и Леонидов отважился присесть рядом на кончик деревянной скамьи. Несколько минут он украдкой любовался красивыми ногами с явно заграничным загаром и почему-то вспомнил ночной разговор с Ланой. Девушки чем-то были удивительно похожи, но чем? Одна брюнетка, другая блондинка. И глаза незнакомки отливали зеленью морских вод, и помада не таила в своем цвете малиновых оттенков. Но выражение ее лица один в один повторяло то, что было у ночной девушки, и оттого они походили на родных сестер. Наконец Алексей осмелился:
— Девушка, вас не Ланой зовут?
— Еще чего! Я Нора, — протянула она сладким, как бисквит, голоском, почти проснувшись.
— А Нора — это производное от чего, простите?
— В смысле?
— Ну, например, Лана, как мне удалось узнать сегодня утром, выводится из Светланы, а из чего же следует такая редкость, как Нора?
— Из Елены. Елена, Элен, Элеонора, Нора — это все одно и то же. — Девушка явно оживилась.
— Ослепительно! У вас великолепно развито чувство прекрасного. Ну а я просто Леша от просто Алексея.
— Вы чей-то шофер?
— Так похож?
— Да вы же без ракетки. Значит, из свиты.
— А если я прохожий?
— Ну и проходите себе дальше. — Она зевнула, сделав новую попытку погрузиться в неприятное созерцание процесса игры.
— Ладно, Нора, карты на стол. Вы меня почти разоблачили. Я здесь жду Павла Петровича Сергеева, коммерческого директора процветающей фирмы «Алек-сер».
— Пашу? Почему тогда я вас не знаю?
— А должны?
— Я Пашина девушка. — Она тряхнула пшеничной копной и, прищурившись, посмотрела на него.
— А я Пашин следователь.
