Валентин Сергеевич, вы присаживайтесь. Я думала, что моей сестре уже легче, и она сможет, наконец, вспомнить…
— Да помню я все!
— Соня, нарколог сегодня приходил? Он должен держать ситуацию под контролем. Я хочу, чтобы ты поскорее встала на ноги.
— А я хочу пойти в милицию!
— Я об этом уже подумала. Вот Валентин Сергеевич, капитан милиции, старший оперуполномоченный из РОВД. Участок, на котором с тобой произошло ДТП, в его ведении. Ты помнишь, как все было?
— Нет. Ничего я не помню. Мне было плохо. Я в тот момент хотела только одного. Как, впрочем, и сейчас. Дозы.
— Понимаю. Валентин Сергеевич, моя сестра получила серьезные травмы. Боюсь, что сегодня не сможет ничего конкретного сказать. Если хотите, можете с ней поговорить, но толку не будет. Я знаю свою сестру. Я же вам рассказывала…
— Что ты рассказывала?! Что?! Ты же никогда раньше меня не видела! В жизни не видела! Она рассказывала!
А капитан сидит, как сыч. Словно воды в рот набрал. Она тараторит просто без умолку, эта Алексеевна. Натура такая. А этот сидит. Наконец, очнулся, промямлил:
— Э-э-э… Вы Софья Алексеевна Летичевская?
— Да.
— Помните это?
— Прекрасно!
— Семьдесят восьмого года рождения…
— Девятого.
— Что?
— Семьдесят девятого. Вы что-то путаете.
«Сыч» уставился на Алексеевну. Мол, как же так?
«Что, тетка, попалась?»
— Моя сестра еще не окрепла. Три дня назад у нее началась наркотическая ломка. Ну, вы меня понимаете. Потом приводили в чувство, влили тонну лекарств. Она еще не вполне…
— У меня в сумочке был паспорт. Кстати, где моя сумочка?
— Вот. Пожалуйста.
«Сестра» протягивает черную сумочку. Надо бы взять ее и открыть. Но как взять? Как открыть? Гипс мешает.
— Минутку, — останавливает Алексеевну «сыч». — Соня, вы узнаете эту сумочку?
— Ну конечно! В ней мои документы. Паспорта.
— Так. Открывайте, Валерия Алексеевна.
Щелк. Появляется паспорт. Вот сейчас наступит момент истины. Самозванку — долой!
— Это ваш паспорт, Софья Алексеевна?
— Ну да.
Не очень уверенно. А чем они отличаются один от другого, эти паспорта? Разве что корочками. На ее, Сонином, была как раз такая обложка. Красного цвета с косыми полосками. Серыми и черными. Золотые буквы наполовину стерлись. А еще она неряха. Рассыпанная по сумочке косметика причиняет массу неудобств. Помада вечно открывается и пачкает вещи, лак для ногтей иногда проливается. У этого паспорта правый верхний угол испачкан синим лаком. С блестками. Корочки похожи, потому и протянула не слишком уверенно:
— Ну да…
Он открыл паспорт, зачитал вслух:
— Летичевская Софья Алексеевна, русская, дата рождения десятое ноль шестое тысяча девятьсот семьдесят восьмого, место рождения…
— Что-что?! Ну-ка, дайте сюда!
— Осторожно, Соня! Руки! Дай, я подержу.
Алексеевна подносит паспорт. Да, все так. «Сыч»-то грамотный, читать умеет! Летичевская Софья Алексеевна семьдесят восьмого года рождения, это, оказывается, она! Потому что в паспорте ее фотография! Но место рождения! И где выдан! И кем!
— Какая чушь!
— Это ваш паспорт, Софья Алексеевна?
— Я… Не знаю…
— То есть как?
— Я прекрасно помню, как фотографировалась на паспорт. Это было еще до того как… Я и сама теперь не знаю, до чего. На этой фотографии мне всего шестнадцать. Должно быть шестнадцать…
— Сонечка, так оно и было, — щебечет Алексеевна. — Ты исчезла из дома, оставив все документы. Просто исчезла. И когда фотографировалась на паспорт, тебе действительно было шестнадцать…
— Да замолчи ты! Замолчи! Вы! Скажите, чтобы она замолчала!
— Софья Алексеевна, может, отложим этот разговор? Вам надо успокоиться, — говорит «сыч». И как смотрит! Как смотрит!
— Это не может быть мой паспорт! Я не помню серию и номер. А может быть, помню? Постойте-ка! Нет…
— Но это вы?
— Да. Я. Ничего не понимаю.
— Как вы себя чувствуете?
— Вообще-то не очень. Но мне же не могло все это присниться! Мое детство, юность, мама, отец… Хотя отца я почти не помню… отчима. Нет, голова болит. Что со мной такое?
— Может, вам вызвать врача?
— Да. Мне нужен врач. Это похоже на дурной сон. Я хочу проснуться, наконец.
— Хорошо. Я поговорю с вашей сестрой, а к вам заеду позже. Денька эдак через… — И «сыч» поднимается со стула.
— Нет!
— Что такое?
— Не оставляйте меня с ней! Не оставляйте! Я ее боюсь!
— Сонечка, что с тобой?
— Нет! Я тебе не Сонечка! Я тебя ненавижу! Ненавижу!
В палату вбегает главврач, за ним испуганная медсестра и санитарка. Тетя Тоня.
— Что за крики, что случилось?
— Анатолий Борисович, сделайте что-нибудь с ней! Ольга Петровна! Тетя Тоня! Вы же видите, как ей плохо!
Эта стерва уже знает всех по именам! Весь персонал больницы! Змея!
— Я не хочу здесь лежать! Не хочу глотать этот бульон! Не хочу слушать про чужую жизнь! Понимаете вы?! Чужую! Я требую, чтобы вмешалась милиция! Вы должны меня защитить! Я требую!
— Истерика. — Анатолий Борисович краток. — Быстро. Успокоительное.
— Нет!
— Если будешь сопротивляться, вызовем санитаров из психушки! Поняла? Спасибо скажи своей сестре! Другая бросила бы тебя, и живи дальше, как знаешь!
— Анатолий Борисович, не надо, — всхлипывает Алексеевна. — Прошу вас…
— Что не надо? Кто виноват в том, что с ней случилось, с вашей Соней? Кто ее заставлял наркотики принимать? Все они такие. Без тормозов. Учиться не хотят, работать тоже. Праздника они хотят, причем вечного. Внушаешь им с детства, внушаешь… Уверен — отпусти, и все по новой.
— Да что вы про меня знаете?! Про мою жизнь?!
— Вся твоя жизнь у тебя на руках нарисована. Твое счастье, что анализы в порядке. Не докатилась
