— Если ты выйдешь, Аттароа, возможно, разрешит прожить тебе чуть дольше. Ты интересуешь ее, но потом она все равно убьет тебя.
— Почему? Что я для нее?
— Угроза.
— Угроза? Я не угрожал ей.
— Ты угрожаешь ее власти. На твоем примере она хочет показать, как это опасно.
Аттароа резко вмешалась в разговор, и хотя Джондалар не понял ее речи, но было довольно ясно, что она разгневана на шаманшу. Старая женщина не выказывала признаков страха. Что-то ответив Аттароа, она обратилась к Джондалару:
— Она хотела знать, что я тебе сказала. Ну, я и рассказала.
— Скажи ей, что я выйду.
Когда его слова были переведены, Аттароа расхохоталась, бросив несколько слов, и удалилась.
— Что она сказала? — спросил Джондалар.
— Говорит, что так и знала. Мужчины сделают все за лишнее мгновение их ничтожной жизни.
— Возможно, что не все. — Джондалар направился было к выходу, но обернулся к шаманше: — Как тебя зовут?
— Ш'Армуна.
— Я так и думал. Где ты научилась так хорошо говорить на моем языке?
— Я жила среди твоего народа. — Она сразу оборвала его дальнейшие расспросы: — Это долгая история.
Ему хотелось узнать побольше, но Ш'Армуна хранила молчание. Тогда он сам назвал себя:
— Я Джондалар из Девятой Пещеры Зеландонии. Ш'Армуна широко открыла глаза:
— Из Девятой Пещеры?
— Да. — Он мог бы перечислить своих родственников, но остановился, заметив выражение ее лица, хотя и не мог уяснить, что оно обозначало. Через мгновение оно сменилось маской безразличия, и Джондалар решил, что это все ему привиделось.
— Она ждет, — сказала Ш'Армуна, покидая землянку.
Аттароа сидела на покрытом мехом пригорке из земли перед большим земляным сооружением. Проходя мимо загона, Джондалар почувствовал, что за ним опять наблюдают сквозь щели.
Подойдя ближе, он убедился, что мех на сиденье был волчьим. Откинутый капюшон парки тоже был оторочен волчьим мехом, ожерелье женщины в основном состояло из волчьих клыков, хотя там были зубы песца и один клык пещерного медведя. В руках она держала что-то вроде резного жезла, похожего на тот, что использовал Талут во время беседы. Эта палка помогала вести разговор правильно. Взявший ее в руки мог говорить, и если кто-то еще хотел взять слово, то должен был попросить этот предмет.
Еще кое-что было знакомо в предмете, который она держала в руках, но он не знал что. Может быть, резьба? Стилизованное изображение фигуры сидящей женщины со странной треугольной головой, узким подбородком и загадочного рисунка лицом, концентрическими кругами были намечены груди и живот. Резьба у Мамутои была другой, но он чувствовал, что ему уже встречалось нечто подобное.
Женщины окружили Аттароа. Прежде он их не заметил. Среди них были и дети. Некоторое время она изучающе смотрела на него, затем заговорила. Ардеман, стоявший рядом, начал переводить на язык племени Зеландонии. Джондалар хотел было попросить, чтобы тот говорил на языке Мамутои, но вмешалась Ш'Армуна. Сказав что-то Аттароа, она обратилась к нему:
— Я буду переводить.
Презрительная реплика Аттароа рассмешила женщин, но Ш'Армуна не перевела ее.
— Она говорила со мной, — сказала она бесстрастно. Аттароа заговорила снова, обращаясь к Джондалару.
— Я говорю за Аттароа, — сказала Ш'Армуна, приступая к переводу. — Почему ты пришел сюда?
— Я пришел сюда не по своей воле. Меня принесли связанным. Я путешествую. — Ш'Армуна тотчас переводила все сказанное Джондаларом. — Не понимаю, почему меня связали. Никто не потрудился объяснить мне.
— Откуда ты пришел?
— Я провел прошлую зиму в племени Мамутои.
— Лжешь! Ты пришел с юга.
— Я долго шел окружным путем. Хотел навестить родственника, который живет возле реки Великой Матери, на юге восточных гор.
— Опять ты лжешь! Зеландонии живут далеко отсюда на западе. Как у тебя может быть родственник на востоке?
— Это не ложь! Я путешествовал вместе с братом. В отличие от племени Ш'Армунаи Шарамудои тепло приняли нас. Мой брат нашел там подругу. Там моя родня через брата. Разве ты не знаешь, что путники имеют право прохода? Большинство людей приветствуют гостей. Можно обменяться рассказами, разделить кров и пищу. Но не здесь! Здесь меня ударили по голове, и рана моя так и осталась незалеченной. Никто не дал мне воды и пищи. У меня отобрали парку и не отдали обратно, когда заставили выйти на холод. — Чем больше он говорил, тем больше впадал в ярость. — Меня вывели наружу и оставили стоять. Никто за время моего долгого Путешествия так не обращался со мной. Даже животные на равнинах делят пищу и воду. Что вы за народ?
Аттароа прервала его:
— Почему ты пытался украсть наше мясо? — Она была раздражена, но пыталась не выказать этого. Хотя она знала, что все сказанное им — правда, ей не хотелось быть хуже других, тем более перед лицом соплеменников.
— Я не пытался красть ваше мясо, — яростно отмел обвинение Джондалар.
Ш'Армуна переводила так точно и быстро, а желание объясниться было у Джондалара столь сильным, что он почти забыл о переводчике. Ему казалось, что он говорит прямо с Аттароа.
— Ты лжешь! Все видели, как ты бежал среди табуна с копьем в руке.
— Не лгу! Я пытался спасти Эйлу. Она сидела верхом на одной из тех лошадей, и я не мог позволить, чтобы табун увлек ее дальше.
— Эйла?
— Вы не видели ее? Это женщина, с которой я путешествую.
Аттароа расхохоталась.
— Ты путешествуешь с женщиной, которая ездит на спинах лошадей? Если ты не рассказчик небылиц, ты упустил свое призвание. — Она указала на него пальцем. — Все, что ты рассказал, ложь! Ты лжец и вор!
— Я не лжец и не вор! Я рассказал тебе правду и ничего не украл у тебя! — убежденно воскликнул Джондалар; в душе, однако, он не мог порицать ее за то, что она не верит ему. Если не видели Эйлу, то как могли поверить в то, что они путешествуют верхом на лошадях? Он начал волноваться, что никогда не убедит Аттароа в том, что не лжет, что вмешался в их охоту нечаянно. Если бы он вполне осознавал свое положение, то был бы куда более осторожен.
Аттароа изучающе смотрела на стоявшего перед ней высокого, сильного, красивого мужчину, который завернулся в шкуру, сорванную с его клетки. Она заметила, что его светлая борода чуть темнее волос, а глаза невероятно синего цвета. Внезапно возникшее сильное влечение к нему вызвало болезненные воспоминания, упорно подавляемые, они и стали причиной странной двойственной реакции. Она не могла позволить себе увлечься мужчиной, потому что это чувство может дать ему власть над ней, — никогда она не позволит никому, особенно мужчине, вновь заполучить власть над ней.
Именно поэтому она забрала его парку и заставила стоять на холоде, лишила воды и пищи. Унижение — вот самый простой путь подавлять мужчин. Пока у них есть силы сопротивляться, их нужно держать связанными. Но Зеландонии, завернувшись в шкуры, что было запрещено, не выказывал ни малейшего страха. Только посмотрите на него, столь уверенного в себе! Он вел себя так независимо и вызывающе! Он даже осмелился критиковать ее перед всеми, включая мужчин в Удержателе. В отличие от других он не дрожал от страха, не спешил умилостивить ее. Она сомнет его, покажет, как обращаться с ему подобными, а затем… он умрет.
