Путь через равнину

твой Клан. Но проблема не в этом. На пути сюда мы слышали, что там есть кучка молодых людей, которые убивают плоскоголовых. Это Лосадунаи, живущие на плато возле ледника.

— Почему они ищут столкновений с Кланом?

— Не все Лосадунаи. Лишь группа молодых. Думаю, это их забавляет, или по крайней мере все началось с забавы.

Эйла подумала, что она понимает слово «забавлять» совсем не так, как Лосадунаи. Но сейчас ее больше занимали мысли о Путешествии. Судя по словам Джондалара, они были еще слишком далеки от цели. Она решила, что лучше пока не думать об этом.

Взглянув вверх, Эйла попыталась разглядеть сквозь густую листву ночное небо.

— Джондалар, кажется, я вижу звезды. А ты?

— Где? — Он тоже посмотрел вверх.

— Вот там. Смотри прямо вверх. Видишь?

— Да… Думаю, что да. Это совсем не Млечный Путь Матери, но я вижу несколько звезд.

— А что такое «Млечный Путь Матери»?

— Это еще одна история о Матери и Ее ребенке.

— Расскажи ее.

— Не уверен, что помню хорошо… — Он начал напевать мелодию, затем послышались и слова:

Ее кровь загустела и стала кроваво-красной землей,
Но тяжкий труд малыш оправдал собой.
Матери — радость,
Рождение — сладость.
В пламени длинном поднялись горы,
То была грудь, не просто горы.
Сосал он яростно ту грудь.
Взметнулись искры вверх, и так возник
Матери Млечный Путь.

— Смотри-ка, Зеландонии порадовались бы, что я не забыл этого, — заключил пение Джондалар.

— Это прекрасно, Джондалар. Мне нравится, как звучит эта история.

Она закрыла глаза, повторяя услышанный напев. Джондалар еще раз подивился ее памяти. Она повторила все слово в слово. Он бы хотел, чтобы у него была такая память.

— Это ведь не совсем правда? — спросила Эйла.

— Почему «не совсем»?

— Что звезды — это молоко Матери?

— Не думаю, что они на самом деле являются молоком. Но уверен, что в этой истории есть своя правда.

— И что же?

— Эта история говорит о начале вещей, о том, как мы стали именно «мы». Нас создала Великая Земная Мать из тела Ее сына. Она живет там, где солнце и луна, для них Она тоже Великая Мать, а звезды — это часть созданного Ею мира.

Эйла кивнула:

— Да, это может быть правдой. — Ей понравилось его объяснение, она решила, что когда они доберутся, то попросит Зеландонии рассказать всю историю. — Креб говорил, что звезды — это отображение людей в мире духов. Тех, которые вернулись туда, и тех, кто еще не родился. Там находятся и тотемы.

— Это тоже может оказаться правдой. — Джондалар пришел к заключению, что плоскоголовые были почти людьми, потому что ни одно животное не могло так думать.

— Я до сих пор не знаю, где жилище моего тотема — Пещера Великого Льва, — пробормотала Эйла и, зевнув, перевернулась на другой бок.

Толстые, покрытые мхом деревья мешали разглядеть, что находится впереди. Она все шла и шла, не зная, куда и зачем, желая лишь остановиться и отдохнуть. Она так устала. Если бы только присесть хоть на несколько мгновений. Ствол поваленного дерева впереди так и манил, но до него еще надо было дойти, поскольку с каждым шагом он отодвигался. Наконец ей удалось присесть, но ствол, оказавшийся трухлявым, обвалился под ней. Эйла упала на землю и из последних сил попыталась подняться…

Густой лес кончился, и она взбиралась на гору по знакомой крутой тропе. Вверху на альпийском лугу паслись олени. На краю горного обрыва рос орешник. Там, за кустами, она будет в полной безопасности. Эйлу охватил страх, она не могла найти прохода в орешнике высотой с лесные деревья. Разглядеть, что впереди, мешали густо переплетенные стволы. Быстро смеркалось. Но вот она различила неясную тень.

Это был Креб. Стоя у входа в маленькую пещеру, он махал ей рукой, как бы говоря, что туда ей нельзя. Она должна уйти и найти место, которое принадлежит ей. Он пытался показать ей путь, но было уже темно, и она не могла понять его. Наконец она догадалась, куда он указывает здоровой рукой. Она взглянула туда и поняла, что лес исчез. Она полезла вверх к другой пещере. Хотя она была уверена, что никогда прежде не бывала здесь, пещера показалась очень знакомой. Обернувшись назад, она увидела, что Креб уходит. Она закричала, умоляя его:

— Креб! Креб! Помоги мне! Не уходи!

— Эйла, проснись! — ласково тряся ее за плечо, твердил Джондалар.

Она открыла глаза и в темноте прижалась к мужчине.

— О, Джондалар, это опять был Креб, он оказался у меня на пути, не позволяя мне войти в пещеру. Он пытался что-то сказать, но было так темно, что я не разобрала его знаки. Он указывал на другую пещеру, и она казалась мне знакомой. И тут он ушел.

Джондалар чувствовал, как дрожит ее тело в его объятиях. Вдруг она села.

— Пещера! Не та, на которую он указал, а другая, куда он запретил мне входить. Это пещера, где я скрывалась после рождения Дарка, когда боялась, что они не позволят остаться у них.

— Сны трудно понять. Иногда Зеландонии могут растолковать, что они значат. Возможно, тебе все еще больно оттого, что пришлось оставить сына.

— Может быть.

Эйла подумала, что если сон говорил только об этом, то почему он приснился именно сейчас? А не тогда, на острове в Беранском море, откуда она пыталась увидеть земли Клана, где навсегда простилась с надеждой увидеть сына. Нет, этот сон обозначал что-то еще.

* * *

Эйла и Джондалар пошли пешком, волоча за собой шесты с прикрепленной к ним лодкой. Это позволяло легче преодолевать препятствия, да и лошади могли отдохнуть. В одной руке Джондалар держал шест, а в другой — повод Удальца, который вел себя беспокойно: то он принюхивался к свежей листве, поскольку зелени в лесу было мало, то, уловив запах травы, бросался из стороны в сторону. К тому же Джондалару надо было держать Эйлу в поле зрения, смотреть под ноги, да заботиться, чтобы молодой конь не напоролся на шест или на что-то еще. Он очень хотел бы, чтобы Удалец шел за ним, как Уинни за Эйлой. Когда он сильно толкнул своим шестом Эйлу, та предложила:

— Почему бы тебе не привязать повод к Уинни? Она следует за мной и не позволит Удальцу уйти в сторону, да и он привык идти за ней. И тебе надо будет следить лишь за шестом.

Он остановился и улыбнулся:

— Почему я сам до этого не додумался?!