основании которых это заявление сделано. В противном случае, считает Постников, обсуждение вопросов древней истории превращается в туманные рассуждения о «предании» и об «устной традиции», прикрывающие отсутствие всякой действительной информации.
Историки все это хорошо понимают и, как правило, требуют выполнения этих условий. Исключением является древняя история, в которой целый ряд, положений принимается без обсуждения как истины, не требующие доказательств. Историков Древнего мира можно понять: для доказательства этих «истин» у них нет абсолютно никаких средств.
Вместе с тем трезвый взгляд на сообщения историков античности немедленно вызывает массу недоуменных вопросов. Достаточно указать, например, что история Древнего мира в описании войн не считается с элементарными требованиями стратегий и выбирает для побед такие неудобные пункты и такие условия, при которых можно было только погибнуть. Она ведет армии по странам, в которых они все через неделю умерли бы с голоду, а на поле боя она заставляет скакать по полям царей и полководцев на парах лошадей в одноколках с одним дышлом, которые при первом крутом повороте, а тем более на поле, заваленном трупами, переворачиваются. Такого рода экипажи могли служить только для передвижений по ровной дороге, для медленных триумфальных шествий, когда лошадей ведут специальные сопровождающие, для состязаний на гладком треке и т. д. и т. п., но никак не для сумасшедшей скачки в горячке боя на пересеченной местности. Уже одного этого достаточно, чтобы признать многие сообщения «античных» авторов апокрифами.
Это отмечают в своих исследованиях и историки. Так, известный специалист по истории Древней Греции Р. Виппер справедливо сомневается в сведениях о греко-персидской войне, сообщаемых Геродотом. Он пишет: «Необходимо решительно отвергнуть цифры традиции. Число воинов Ксеркса, приведенное у Геродота, 1 700 000, стоит наравне с любым эпическим преувеличением Гомера. Такое войско не только не смогло бы поместиться в Греции: в самом персидском государстве оно заняло бы при движении линию во всю длину от Геллеспонта до Инда. Необходимо затем выяснить реальные условия, при которых могло совершаться передвижение и продовольствование в то время, и, наконец, отыскать прочный исходный пункт для суждения о силах отдельных греческих кантонов; это дало бы возможность оценить и силы противника, которые, принципиально говоря, должны были приблизительно равняться греческим.
Некоторую опору мы имеем в цифрах афинского ополчения в начале Пелопоннесской войны; они невелики, несмотря на то что граждан весьма интенсивно притягивали к несению военной повинности и забирали очень немолодые возрастные группы. В эпоху греко-персидской войны население было, вероятно, менее плотно и ополчение было еще меньше. Афины едва ли могли выставить более 5000 гоплитов. Спарта, вероятно, — столько же».
Удивительна потрясающая подробность, с которой нам известна древняя история. Она, пожалуй, известна нам лучше, чем средневековая. Наши сведения, например, о Шекспире, жившем менее 400 лет тому назад, отличаются крайней неполнотой. До сих пор ведутся серьезные споры по поводу установления основных фактов в его биографии. Вместе с тем насколько точнее и полнее нам «известна», скажем, биография Аристотеля. Хотя это и было более 2000 лет тому назад, но здесь все как на ладони. Отец его был врач Никомах. Ровно 17 лет от роду мудрец прибыл в Афины, где учился у Платона, ученика Сократа, жену которого звали Ксантиппой (о ее характере также имеются самые достоверные сведения). Учился Аристотель у Платона 20 лет, а затем он купил участок земли для своей собственной школы по соседству с храмом Аполлона Ликейского.
В 343 г. до н. э. Аристотель берет на себя воспитание и образование 13-летнего Александра, сына Филиппа Македонского. «И если Александр впоследствии широтой ума и образованностью превосходил всех современных ему политических деятелей, то в этом, несомненно, сказались плоды выработанного им в юности, под руководством Аристотеля, широкого умственного кругозора». Скончался Аристотель в 322 г. до н. э., правда, неизвестно, в какой день недели, но, во всяком случае, «от давней болезни желудка».
Поражают «древние письма», якобы дошедшие до нашего времени. Вот пример знаменитого письма Плиния Младшего, в котором описывается извержение Везувия, погубившее Геркуланум и Помпею.
«Ты спрашиваешь, как я провожу дни на моей тосканской вилле? — пишет Плиний другу. — Просыпаюсь, обыкновенно, часу в первом, иногда раньше, редко — позже. Окна оставляю закрытыми: мысль ярче и живее во мраке и безмолвии… Работаю то больше, то меньше, смотря по тому, чувствую ли себя расположенным. Потом зову секретаря, велю открыть ставни, диктую то, что сочинил. Он уходит, зову его снова; опять отсылаю… Продолжаю сочинять и диктовать. Сажусь в экипаж… Немного отдохнув, громко читаю какую-нибудь латинскую или греческую речь, более для укрепления груди, чём голоса, но и голосу это полезно. Еще гуляю, меня натирают елеем, занимаюсь гимнастикой, беру ванну. Во время обеда за столом сидит со мною жена или несколько друзей; что-нибудь читаем вслух. За десертом в залу приходит комический актер или музыкант с лирою…»
Переводчик этого текста, Д. С. Мережковский, в комментариях восклицает: «Как эти древние люди похожи на нас! Как мало меняется самая ткань повседневной человеческой жизни! Только узоры — иные, а основа старая». Но действительно ли так стара эта описанная жизнь? Все это подозрительно похоже на страницы современных «бытописательных» романов. Кроме того, «Плиний» не сообщает никаких реальных подробностей, новостей из своей жизни или жизни своих знакомых; весь текст преследует только одну цель — продемонстрировать читателю жизнь «римского аристократа». Это — тенденциозное подчеркивание не для друга (который, кстати, и без того должен был знать, что вилла Плиния находится в Тоскане, так как из текста следует, что Плиний давно уже живет на ней), а для постороннего читателя, и это не просто письмо, а литературное произведение, имеющее целью в форме частного письма ознакомить публику с домашней жизнью и обстановкой «римского писателя»; вся обстановка и характеристика жизни «Плиния» на вилле не реальна, а такова, какой воображали ее себе именно писатели эпохи Возрождения, да и слог письма — это слог этого времени.
А вот, кстати, что пишет Плиний Тациту: «Я не знаю, заслужим ли мы оба почести в потомстве, не скажу — нашим умом — надеяться на это было бы тщеславием, — но нашим трудолюбием, нашим уважением к потомству. Будем продолжать наш путь: если и немногих он привел к свету и славе, то все-таки многих вывел из мрака и забвения».
В другом письме: «Какая у нас сладкая, какая благородная дружба, о Тацит! Как радостно думать, что если потомство не забудет нас, то всюду будут говорить о нашем союзе, о нашей искренней дружбе, о нашем братстве!..» и так далее, в таком же роде. Н. А. Морозовым приведен подробный разбор всех писем Плиния и предъявлено большое число явных анахронизмов, характеризующих автора как человека эпохи Возрождения.
Недоверие к сведениям о древней истории высказывали многие ученые. Уже в XVI в. профессор Саламанского университета де Арсилла высказал мнение, что вся древняя история — это сочинение средних веков. В XVII в. иезуитский историк и археолог Жан Гардуин указывал, что классическая история — произведение XVI в.
А вот высказывание Вольтера: «Существует еще более смешная история, чем римская, со времен Тацита: это — история Византийская. Ее недостойный сборник содержит лишь декларации и чудеса и является позором человеческого ума».
В начале XX в. немецкий приват-доцент Роберт Балдауф считал не только древнюю, но и раннесредневековую историю фальсификацией эпохи Возрождения, отрицая тем самым само название этой эпохи; т. е. если история античности — фальсификация, то и события XIV–XVI вв. не могли быть «возрождением» античной культуры.
Можно приводить еще много примеров скептического отношения ученых к сведениям о древней истории. Многие высказывали мнение о подделке произведений античных авторов.
Морозов, Постников, Фоменко отмечали, что не успел в 1465 г. заработать в Италии первый типографский станок, как история литературы зарегистрировала подделку латинских авторов. Можно привести огромное количество подобных примеров.
В 1498 г. Анниус де Витербе опубликовал в Риме сборник произведений Семпрониуса, Катона и многих других, которые он якобы нашел в Мантуе, а на самом деле сам же и сочинил.
В 1519 г. французский ученый де Булонь подделал две книги В. Флакка, а один из известных ученых- гуманистов, Сигониус, опубликовал в 1583 г. неизвестные до него отрывки из Цицерона. Эта подделка была выполнена с таким мастерством, что обнаружилась только через два века, да и то случайно: было найдено