превратились в алые, и если раньше они казались сексуально возбуждающим, то теперь указывали лишь на похоть их обладательницы. Вновь что-то мелькнуло позади, и на этот раз, обернувшись, я успела заметить что-то змееподобное. Но видение исчезло, прежде чем я успела понять, а что же это было. В спальне сгустилась темнота, и я включила лампу. Свет добавил брючкам красноты, и мне показалось, что я различила на поверхности крохотные волоски. Мгновение позже волоски заколыхались в такт ударам моего сердца.
Я задалась вопросом, а не игра ли это света, который, несмотря на лампу, все более тускнел под напором тьмы. И воздух в спальне стал спертым, даже глубокие вдохи не могли насытить легкие кислородом. В зеркале отражение моего лица все более размывалось, знакомые черты стирались, вычеркивались из жизни темнотой, о происхождении которой я еще не догадывалась. Темнота эта сгущалась и сгущалась, пока не поглотила всю комнату. Я оторвалась от зеркала, попыталась вырваться из мрака спальни, ее давящих на меня стен. Но мрак этот облепил меня со всех сторон, и внезапно я поняла, откуда он исходит. Я же приставила зеркало к северной стене, тем самым открыв дверь угрозе, затаившейся в соседнем доме. Слишком занятая мыслями о брючках, я напрочь забыла о северном доме и подставилась под удар.
Я выдавила из себя смешок, но он отозвался от стен паническим вскриком. Ночные чудища затаились в углах спальни, я почувствовала, как тянутся ко мне их щупальца. Ткань на моей коже ожила, волоски засветились в темноте, в ужасе я прыгнула к зеркалу, вратам зла, ударила по нему каблуком туфли, которую сорвала с ноги. Раздалось шипение, яростно-ненавистное, а потом стекло разлетелось сотнями осколков. Они, словно сверкающие глаза, рассекали воздух, падали на пол, образуя зловещие узоры. Спальня на мгновение осветилась, а потом погрузилась в кромешную тьму, и я рухнула на ковер.
Я забыла многое из того, что произошло потом. Помню лишь, что до приезда Кертиса я выкинула и осколки, и рамку зеркала. На мне были уже другие брючки, и даже теперь я не могла точно сказать, что случилось с розовыми. Я пыталась объяснить, что произошло, но связанной цепочки событий не получалось: целые временные куски второй половины того дня словно вырвало из памяти. Кертис приехал в плохом настроении: день на работе сложился неудачно, и я решила, что самое простое — забыть обо всем. Мы быстро пообедали и улеглись в постель. В ту ночь вернулись кошмары.
Следующие несколько недель ситуация в доме менялась только к худшему. Работа отнимала у Кертиса все больше времени и сил, и зачастую мне приходилось обедать в одиночестве. Таня все больше тянулась ко мне, уж не знаю, что служило тому причиной — отсутствие Кертиса или нечто другое. Не могу сказать. Тем не менее ее страхи перед окружающим миром возникли в тот самый момент, когда я мало чем могла ей помочь. Потому что львиную долю моих сил отнимала внутренняя борьба. После того эпизода с зеркалом я оставила работу в университете. Мне становилось все труднее сконцентрироваться даже на простейших вопросах. Естественно, на карте стояла безопасность моего дома и семьи. Я решила сделать все необходимое для того, чтобы покончить с нависшей над нами угрозой.
Начав проводить в доме все больше и больше времени, я поняла, сколь своевременно принятое мною решение. Соседний дом предпринимал ежедневные атаки, и на их отражение уходили все мои силы. Убрав зеркала, я протерла стены чистящим средством. Но разница в цвете северных и южных стен все равно сохранилась, и стали появляться все новые и новые трещины, сквозь которые тянуло холодом даже в безветренные дни. На полу я обнаружила несколько участков ковра, где ворсинки вдруг начали сыпаться, ослабла и натяжка ковров. Пыль скапливалась все сильнее, и вскоре мне приходилось пылесосить комнаты уже дважды в день. Думаю, где-то в октябре. А две недели спустя появился запах.
Конечно же, в подвале, но через день-другой он наполнил весь дом. Я подумала, что причина — в засоре канализационных труб, но ни унитазы, ни ванны, ни раковины как раз и не воняли. Потом решила, что вдруг начал пахнуть порошок, которым травили грызунов. Нелепая, конечно, идея, но в тот момент я с радостью хваталась за любую соломинку, лишь бы обмануть себя. Потому что и тогда в глубине души знала, откуда что идет.
Запах был везде, но его интенсивность менялась в зависимости от места. В нашей спальне он висел удушающим облаком, мерзкий, отвратительный, от него к горлу непроизвольно подкатывала тошнота. В гостиной концентрировался в углах, ожидая, пока я подойду поближе, чтобы отравить. На первом этаже воздух стал влажным, с привкусом сероводорода, благодатной средой для развития плесени и грибков.
Ночью и днем запах наводнял дом, атакуя меня, отравляя воздух. Насчет его источника у меня пропали последние сомнения, а решительность атаки я восприняла как проверку моей стойкости. С удвоенной, утроенной энергией я принималась за уборку. Мыла не только полы, но и стены, потолки, чуланы, окна. Купила освежители воздуха и каждый день распыляла в комнатах ароматические аэрозоли. Начала чаще менять одежду, чтобы запах не прилипал к ткани, сама вставала под душ утром, днем и вечером. Мое упорное сопротивление дало результат. От вони удалось избавиться, хотя я понимала, что борьбу с ней нельзя прекращать ни на секунду. Эта маленькая победа добавила мне сил и энергии. Наконец-то я начала приходить в себя, поняла, что скоро смогу вновь взять ситуацию под контроль.
Улучшилось и настроение, несколько дней я даже верила, что все трудности остались позади. Теперь-то, конечно, я вижу, как надежда подменяет собой реальность, но едва ли меня можно винить за то, что я хотела оставить в прошлом отчаянную борьбу тех дней. Я не только сражалась за наш дом, у меня постоянно возникали конфликты с Таней и Кертисом. Ни один из них не разделял моей заботы о нашей безопасности. Наоборот, они все более отходили от меня, оставляя в изоляции, именно когда я очень нуждалась в их поддержке. Поначалу я пыталась их понять. Говорила себе, что у Кертиса очень много работы и ему не до домашних хлопот. А Таня всего лишь ребенок. Разве она могла нести ответственность за то, что творилось в доме.
Тем не менее моя подозрительность росла, и в состоянии, близком к отчаянию, я решила вывести их на чистую воду. Разбираться начала с дочерью.
На следующий день не повела ее в садик, а заставила встать у северной стены ее спальни. Освежителем воздуха пользоваться не стала, дождалась, пока вонь станет невыносимой. Потом спросила ее, не чувствует ли она плохого запаха.
Она покачала головой, с выражением лживой наивности на лице.
— Не лги мне. — Я схватила ее, ткнула носом в стену. — Принюхайся.
Таня заплакала, и я ее ударила. Она разрыдалась, и я, не в силах этого выносить, выбежала из комнаты. В тот вечер Кертис сказал мне, что я больна.
Наверное, мне следовало этого ожидать, поскольку стена недоверия между нами становилась все выше и прочнее, но его бессердечие больно задело меня. Если бы он хоть ударил пальцем о палец, чтобы помочь мне поддерживать в доме хотя бы видимость порядка, я бы подумала, что суждение это слишком поспешное и нет нужды принимать его во внимание. Но нет, он сознательно хотел спровоцировать меня и тем самым изолировать еще больше от себя и от дочери. И он своего добился, словесная перепалка перешла в драку, удары становились все сильнее. Внезапно мне открылось истинное лицо врага. Крича, царапаясь, я изгнала его из дому.
Прошло время. Теперь я одна. Иногда мне кажется, что Таня со мной, иногда — нет. Что-то вдруг начинает двигаться в ее кроватке. Пытается заговорить. По ночам чуть светится… Впрочем, тени часто чуть светятся. Я приношу ей еду, то, что не съедаю сама. Она стала хорошей девочкой, никогда не плачет. Похоже, другие слизняки научили ее молчать.
Соседний дом вернулся, и теперь я осознаю, что ничего не понимала. Дерево и штукатурка, гвозди, стекло, они мне ничем не угрожали. Как и сам дом. Он — лишь передаточное звено. Носитель иного мира, который противостоит мне, мира, в котором он рожден, мира, которому принадлежат его прошлое, будущее, настоящее. Мира, среда обитания которого — земля, мира, который властвует над семенами растений и сорняков, мира, который высылает против меня их корни, злобные щупальца, пытающиеся сквозь почву проникнуть в мой дом и замарать его.
Я закрыла окна линолеумом. Я пытаюсь сохранить дом в чистоте.
Вчера я нашла способ победить запах. Спичками с длинным черенком, которые Кертис держал у камина, я заткнула ноздри. Мгновенная боль стоит того, запах напрочь исчез. Моя воля становится все крепче. День за днем я набираюсь сил.
Этим утром я нашла красные брючки. Они лежали в чулане, под грязным бельем. Немного выцвели,
