Его тон вызвал в душе Лили бурю негодования.
— Как ты узнал?
— Я знаю все, что ты делаешь, милая. И куда ездишь. — Он провел пальцем по ее подбородку.
Внешне Лили ничем не показала своего отвращения, хотя на самом деле ее затошнило от его прикосновения.
— Ты обдумаешь мое предложение? — спросила она.
— Возможно.
— Тогда давай обсудим сумму, которая тебе понадобится.
Джузеппе хмыкнул и отрицательно покачал головой:
— Позже.
— Когда? Когда мы снова встретимся?
— Я пошлю тебе записку.
— Нет! — Джузеппе двинулся прочь, но Лили схватила его за руку. — Я должна знать сейчас! Давай договоримся сейчас…
— Терпение! — заявил он, вырывая руку, и нагло усмехнулся. — Немного терпения, Лили. — Помахав ей на прощание, он торопливо ушел.
— Была рада повидаться с вами, — с горечью пробормотала Лили, утирая слезы.
Она едва удерживала себя от того, чтобы в бессильной ярости не кататься по земле. Однако стояла неподвижно, и только кулаки были так крепко сжаты, что ногти впились в кожу. Наконец во мраке отчаяния мелькнула искорка радости. Она видела свою дочь! И нет ни малейшего сомнения в том, что это была именно Николь. Лили с тоской вспоминала очаровательное личико своей малышки, ее фарфоровую хрупкость.
— Господи, спаси и сохрани ее, спаси и сохрани! — прошептала она.
Лили подошла к небольшому арабскому мерину и погладила его по холке. В ее голове царила сумятица. Она машинально взобралась в седло и расправила юбки, затем, поддавшись порыву, направила лошадь вслед за Джузеппе — в неизведанные земли, куда полиция не осмеливалась заглядывать ни днем, ни ночью.
На темных улицах жизнь била ключом. Туда-сюда сновали проститутки, шулеры и самого разного рода преступники — от карманников до убийц. Этот район, изобиловавший тупиками, закоулками, укромными углами, был благодатным местом для процветания разврата. И именно здесь живет ее дочь!
При виде породистой лошади и богато одетой всадницы из всех щелей начали вылезать бродяги и тянуть к Лили грязные руки. Один из них схватил ее за ногу. Она в страхе отпихнула его и пришпорила лошадь. Только сумасшедший мог появиться в этом месте без оружия и в одиночестве, подвергая себя неоправданному риску. Лили же совершила эту глупость, обезумев от горя.
Она повернула лошадь на боковую улицу и направилась к Ковент-Гарден, где было относительно безопасно. До ее ушей донесся шум, который становился все громче по мере того, как она приближалась к концу улицы. Наконец между ветхими деревянными лачугами она увидела толпу мужчин. Одни были в лохмотьях, а другие — в дорогой одежде. Они перемещались с места на место, и создавалось впечатление, будто они осматривают выставку. Лили услышала лай собак и нахмурилась. Травля собаками, с отвращением подумала она. Мужчинам очень нравится эта кровавая забава, их возбуждает, когда разъяренные собаки набрасываются на несчастное животное.
Интересно, спросила она себя, какое животное выбрали для сегодняшнего развлечения? Последней модой было травить барсуков. Толстокожие, яростные в стремлении защититься, кусачие, они были отличной мишенью для собак. Травля превращалась в долгий жестокий спектакль.
Лили осторожно пробиралась между двумя постройками, стараясь держаться подальше от шумной толпы. Она знала, что мужчины, посещавшие подобные зрелища, имеют особую склонность к насилию. Ей хотелось остаться незамеченной.
Лили въехала во двор конюшни. Даже глухие деревянные стены не могли заглушить дикий рев возбужденной толпы. Среди повозок, фургонов и коновязей Лили увидела маленького мальчика. Он сидел на земле, уткнув голову в согнутые колени. Его плечики тряслись, как будто он плакал. Вопреки здравому смыслу Лили осадила лошадь.
— Мальчик! — окликнула она.
Он поднял голову, и она увидела заплаканную грязную мордашку. Он был худеньким и бледным. На вид ему было столько же, сколько Генри — лет одиннадцать-двенадцать. А малый рост, очевидно, объяснялся нищетой или болезнью.
Увидев породистую лошадь, он тут же перестал плакать и, удивленно приоткрыв рот, уставился на незнакомку.
— Почему ты плачешь? — спросила Лили.
— Я не плачу, — заявил он, вытирая слезы грязным рукавом.
— Тебя кто-то обидел?
— Не-е.
— Ты кого-то ждешь здесь? — Лили указала на деревянную стену, которая буквально дрожала от рева зрителей.
— Ага… Они скоро придут за ним. — Мальчик дернул головой в сторону разрисованного фургона, на котором было написано название цирка. К фургону была привязана пегая кляча. Костлявое, изможденное животное вызывало жалость.
— За ним? — удивилась Лили и спешилась.
Мальчик вскочил на ноги и, стараясь держаться на почтительном расстоянии, подвел ее к фургону. Лили ахнула, увидев в фургоне клетку с лохматым медведем.
— Проклятие! — не удержалась она. Медведь лежал, опустив голову на лапы. Он поднял глаза и с немым вопросом взглянул на людей.
— Он ничего вам не сделает, — сказал мальчик и, просунув руку через прутья решетки, погладил медведя по голове. — Он отличный парень, правда, старикан?
— Это уж точно — старикан, — заметила Лили, участливо глядя на медведя.
Его спутанная, грязная, клочковатая шерсть была во многих местах серой. Кое-где виднелись проплешины, четко выделявшиеся на фоне темной шерсти.
Мальчик продолжал гладить медведя.
— Можете дотронуться до него.
Лили осторожно просунула руку между прутьями. Медведь безмятежно вздохнул. Его глаза были прикрыты. Лили, с жалостью глядя на животное, погладила его по широкому лбу.
— Никогда раньше не прикасалась к медведю, — сказала она. — Во всяком случае, к живому.
Мальчик позади нее всхлипнул:
— Недолго-то ему осталось…
— Ты из цирка? — спросила Лили.
— Ага. Мой отец — хозяин медведя. Поки уже позабыл все свои фокусы. Отец велел мне привести его сюда и продать за десять фунтов.
— Значит, его будут травить? — возмущенно воскликнула Лили. — Медведя посадят на цепь, и собаки разорвут его в клочья?
— Ага… — тоскливо протянул мальчик. — Они начинают с крыс и барсуков, чтобы раззадорить собак. А потом настанет очередь Поки.
Негодованию Лили не было предела:
— Он слишком стар, чтобы защищаться!
Она внимательно осмотрела медведя и поняла, что проплешины — это участки выбритой шерсти, обозначающие самые уязвимые места. Итак, медведя приготовили для расправы.
— Мне нельзя вернуться домой без десяти фунтов, — пожаловался мальчик. — Отец изобьет меня.
Лили отвела глаза от его заплаканного лица. Что она может изменить? Остается надеяться, что собаки быстро разделаются с медведем и бедняга не будет долго мучиться.
— Ну и ночка… — пробормотала она.
Сколько в мире жестокости! Бесполезно даже пытаться бороться с ней. Вид обреченного, беспомощного
