ставят под угрозу успех крестового похода, однако явно опасался сказать что-нибудь, что могло бы нанести ущерб вербовке добровольцев или создать впечатление, будто с евреями следует обращаться как с равными. Четыре пятых послания занимает призыв к походу. О погромах Бернар прямо не говорит. Нет сомнения, что у него были веские политические причины для такой сдержанности. Он начинает с совета баварцам оставить их неразумный обычай сражаться друг с другом и призывает их записываться в Божье войско. Возможно, не без сарказма, понятного лишь немногим из его читателей, Бернар пишет: «Теперь, о храбрый рыцарь, о воинственный герой, ты нашел поле боя, на котором можешь сражаться, не подвергая себя опасности: победа принесет тебе славу, а смерть — награду. Если ты предусмотрительный торговец, если ты любишь блага этого мира, смотри не упусти выгодной сделки, на которую я указываю тебе. Прими знак креста — и ты заслужишь прощение любого греха, в котором признаешься и покаешься».
Вопроса о резне Бернар касается весьма дипломатично: «Мы с радостью слышим, что ваши сердца полны религиозного рвения, однако плохо, если такое рвение лишено мудрости». Он объясняет, что убивать евреев — ошибка, так как их существование помогает укреплению христианской веры: «Взгляните на страницы Священного Писания. Я знаю, какие пророчества о евреях содержатся в псалмах: „Бог даст мне смотреть на врагов моих, — говорит церковь. — Не умерщвляй их, чтобы не забыл народ мой“ (Псал., 58:11 -12). Они для нас — живой знак Страстей Господних. Для того-то они и рассеяны повсюду, чтобы нести наказание за столь великое преступление и быть свидетелями нашего искупления» (117, Послание 363, «К клирикам и мирянам Восточной Франции»). Использование Св. Бернаром религиозного, а не морального довода было, возможно, лучшей тактикой при обращении к фанатикам, которых убедили в том, что убийство евреев — их религиозный долг. Он откровенно и безбоязненно сказал толпе: «Вам не должно убивать евреев, не должно преследовать или изгонять их». Эти увещевания подкреплялись цитатами из Священного Писания, однако среди них не было одной необходимой: «И сказал Господь Каину…: 'Что ты сделал? Голос крови брата твоего вопиет ко Мне от земли'» (Быт., 4:9-10). Эти слова Св. Бернар цитировал лишь тогда, когда убивали христиан. Свои увещевания не преследовать и не изгонять евреев, совершенно не соответствовавшие средневековым убеждениям и практике. Св. Бернар объяснял тем, что если с евреями обращаться слишком жестоко, обратить их в истинную веру будет весьма трудно. «Если евреи будут совершенно принижены, как же сможет произойти их избавление и обращение в христианство?» Такие уступки духу времени, несомненно, были проявлением вынужденной осмотрительности. Св. Бернар защищал евреев из чувства долга, однако без излишнего энтузиазма. В его энциклике нет ни малейшего выражения сочувствия их страданиям, однако он заступается за них, взывая к справедливости и человеколюбию. При этом Св. Бернар снимает с евреев обвинение в грабительском ростовщичестве, которое тогда, как и всегда, служило одним из распространенных предлогов для их преследования.
«Я не распространяюсь, — пишет он, — насчет того прискорбного факта, что там, где нет евреев, христиане жидовствуют еще хуже, чем евреи, выжимая проценты» I6. Он настаивает и на том, что евреев следует щадить: поскольку те не могут себя защищать, их жизнь в некотором роде священна. «И это тоже признак христианского благочестия — идти войной на гордеца и щадить униженного, в особенности же тех, чьей плоти был Христос». Письмо заканчивается словами утешения крестоносцам, которым отныне возбранялось упражнять свое искусство владения мечом на беззащитных гражданах: «От них же вы можете потребовать, чтобы все те, кто принял крестовый обет, были освобождены от уплаты взятых под проценты денег». Крестоносцы, таким образом, могли теперь заставить евреев оплачивать расходы на поход в Святую землю. Уведомление, что всякий, кто принял крестовый обет, тем самым освободился от долгов как евреям, так и христианам, естественным образом резко увеличило число добровольцев; к ним теперь присоединялись и те, кто испытывал денежные затруднения. Даже сегодня на таких условиях повсюду было бы легко завербовать множество людей. Характерно, что Св. Бернар укоряет Бога за то, что в крестовом воинстве можно было встретить подонков всей Европы: «Каких же путей к спасению не испробовал Господь, если наконец призвал на служение убийц, грабителей, прелюбодеев, клятвопреступников и виновных во всяких иных преступлениях!» Ни у кого в Европе не было причины горевать об отбытии крестоносцев. «В высшей степени радостные и спасительные последствия, — писал Св. Бернар, — заключаются в том, что среди такого множества отправляющихся на Восток людей лишь немногие — не негодяи, не бродяги, не воры или убийцы, клятвопреступники или прелюбодеи, и от их ухода проистекает двойное благо, двойная радость. В самом деле, они доставляют столько же радости тем, кого покидают, сколько и тем, кому они отправляются помогать» (117, «О славе нового ополчения, к воинам Храма», V:10). Современник этих событий, фрейзингенский епископ Отто, примерно так же комментировал набор в крестовое воинство: «Благодаря возвращению на путь истинный, что могло быть только делом рук Божьих, воры и разбойники отвратились от дурных дел и поклялись пролить свою кровь за Иисуса Христа». На добровольцев не возлагалось обязанности отправиться в Святую землю в определенный срок; более того, они всегда могли получить освобождение от обета, уплатив деньги или убедив кого-нибудь отправиться вместо них. Многие, освободившись от долгов, предпочли остаться дома, где они могли безнаказанно грабить и убивать, так как судебные власти не имели права арестовывать принявших крестовый обет без разрешения папы. А папа тем временем послал в Англию эмиссара для освобождения от крестового обета «по получении денег», что, как писал Матфей Парижский *17, заставило многих удивляться «ненасытной жадности папского двора» («Великая хроника», 111:373-374).
Крестовый поход предоставлял множество возможностей для наживы тем, кто не участвовал в нем или только сопровождал крестоносцев. Однако евреи были не единственными, кто наживался на войне. Во время Третьего крестового похода (1189 — 1192) многие предприимчивые христиане были уличены в торговле с неприятелем и справедливо осуждены Четвертым латеранским *18 собором: «Кроме того, мы подвергаем отлучению от церкви и предаем анафеме тех ложных и нечестивых христиан, которые, действуя против христиан и самого Христа, переправляют сарацинам оружие, железо и дерево для строительства галер. Мы также постановляем, что те, кто продают им галеры или корабли, и те, кто служат кормчими на пиратских кораблях сарацин, а также те, кто содействуют или советуют им в строительстве машин или в любых других вещах во вред Святой земле, должны быть наказаны лишением имущества и обращением в рабство». Этот декрет был объявлен во всех средиземноморских портах. Христианам было запрещено в течение четырех лет «посылать корабли через море или отправляться в земли сарацин, живущих в восточных областях… чтобы вышеупомянутые сарацины лишились великой помощи, которую они привыкли из этого извлекать».
Идею заставить евреев оплачивать расходы на осуществление крестового похода пропагандировал Благочестивый Петр *19, писавший из своего уютного монастыря в Клюни: «Почему бы не заставить евреев внести наибольший вклад в средства на ведение священной войны? Они — грабители, и сейчас представляется подходящий случай, чтобы заставить их вернуть награбленное. Вот прекрасный способ наказать безбожие этих нечистых богохульников!» (Приблизительно 800 лет спустя у верховного комиссара Палестины генерал-лейтенанта сэра Эвелина Баркера возникла та же идея, которую он высказал своим офицерам в весьма сходной форме. В циркуляре от 26 июля 1946 года он сообщил, что намеревается наказать евреев «тем способом, какой этот народ ненавидит более всего, — ударить его по карману и этим выказать наше презрение к нему».)
Св. Бернар начинает свое письмо к майнцкому архиепископу таким образом, который, во всяком случае для современного читателя, показывает, что предмет, о котором идет речь, не слишком важен; у аббата есть другие, более насущные дела. «Мой ответ, — пишет Св. Бернар, — по необходимости краток вследствие множества обременяющих меня забот». Жалоба архиепископа на действия Ральфа, по всей видимости, была в первую очередь связана не с его погромной кампанией, ибо Св. Бернар продолжает: «Кто я такой… что архиепископ должен обращаться ко мне с жалобой на пренебрежение его властью и несправедливость по отношению к его епархиальному престолу?» Очевидно, архиепископ жаловался Бернару, что клервоский монах действовал на Рейне от имени своего настоятеля. Бернар всячески отрицает свою причастность: «Тот человек, о котором Вы пишете в Ваших письмах, не послан ни человеком, ни в качестве человека, ни для человека, ни даже Богом» (117, Послание 365). Более того. Св. Бернар обвиняет Ральфа в том, что он «кощунственный обманщик, которым овладел дух лжи». Поэтому весьма вероятно, что монах, выдумав какую-нибудь правдоподобную историю, покинул монастырь с разрешения настоятеля, возможно, не имея еще никаких определенных планов; прибыв же в прирейнские земли, он встретил там местных антисемитов и воспользовался случаем, чтобы удовлетворить свое честолюбие.
Св. Бернар не говорит о монахе, как обычно говорят об убийце. Он называет его «человеком, лишенным
