тридцать два генерала, более тысячи офицеров и триста священников. После военного суда в Ренне, вторично осудившего Дрейфуса вопреки тому, что представленные суду свидетельства убедили весь мир в его невиновности, ярость французской прессы превзошла всякую меру. Дрюмон утверждал, что все свидетели в Ренне были подкуплены еврейским золотом. Газеты публиковали письма, требовавшие «высечь евреев», «поставить им купоросную клизму», «заживо содрать с них кожу», «выколоть им глаза» и т.п. Один фанатик написал, что не удовлетворится меньшим, чем «ковер из шкуры еврея». Поколением позже немцы предпочитали делать из нее абажуры.
Среди всего этого кликушества явно слышались шовинистические нотки, вызванные страхом перед Германией и жаждой мести, а также ненавистью и завистью к англичанам, недавно вытеснившим Маршана из Фашоды в южном Судане. Сам Дрюмон ненавидел англичан, которых он характеризовал как «предательский народ, состоящий из природных каннибалов, которых протестантизм превратил в ханжей». Его раздражала королева Виктория, потому что она отказывалась верить в виновность Дрейфуса, и он называл ее «старой каргой с желтыми клыками». Один из его коллег написал книгу, доказывавшую, что все англичане происходят от евреев и что бог англичан — Люцифер. Шотландия также «кишела евреями». Лорд Абердин 25 был «евреем темного испанского происхождения» (41). Экземпляры этой книги дарили читателям «Ла Либр Пароль»; видно, она не слишком хорошо раскупалась.
Дрюмон был в ярости от того, что ему не удавалось произвести никакого впечатления на английское общественное мнение. Он не мог найти издателя для английского перевода «Еврейской Франции», а английская печать почти единодушно отказывалась верить в виновность Дрейфуса. После реннского суда У.Стид написал в «Ревью оф Ревьюз» редакционную статью, в которой читатели узнали пародию на экспрессивный стиль Дрюмона:
«Бессмертная и божественная идеальная Франция, возбуждавшая 50 лет назад энтузиазм всего мира, вместо того, чтобы воспарить в эмпиреях, погрязла в болоте, словно непотребная гарпия *26 в открытой канализационной трубе, куда стекают все мутные нечистоты религиозного фанатизма и разлагающиеся отбросы расточительного общества. Нация, чей пророк — Дрюмон из „Ла Либр Пароль“, а герой — Эстергази, действительно в беде». В последнем десятилетии 19 века Дрюмон был во главе тех, кто разжигал во Франции ненависть к евреям; главной темой его была ненависть к еврею, иностранцу, врагу Христа, манипулятору золотом и навозом — вечному козлу отпущения. Все евреи были потенциальными предателями, и всякий, кто верил в невиновность Дрейфуса или незаконность первого процесса, был подкуплен еврейским золотом. Поэтому фактическое оправдание Дрейфуса в Ренне не поколебало убеждений тех людей, которым гораздо легче было допустить, что еврей может быть предателем, чем то, что французские офицеры осудили его несправедливо.
Официальный иезуитский журнал «Ла Чивильта Каттолика» поместил о деле Дрейфуса анонимную статью, которая была достойна пера Дрюмона. На самом деле ее автором был редактор журнала Раффаэле Баллерини, чьи нападки носили скорее политический, чем религиозный характер. Он заявлял, что Франция оказалась в руках республиканского правительства, «более еврейского, чем французского». Осуждение Дрейфуса, по его мнению, было ужасным ударом для еврейского мира, и космополитическое еврейство, подготавливая пересмотр дела, сумело подкупить все газеты и обеспечило себе поддержку продажных французов. Он отстаивал утверждение, что все евреи — потенциальные предатели, ссылаясь на высказывание, якобы принадлежащее Бисмарку: «Бог создал еврея, чтобы он был шпионом везде, где затевается измена». Однако Баллерини был против идеи изгнания всех евреев, во-первых, из практических и гуманных соображений — им некуда деваться, а во-вторых, следуя средневековой логике: они народ, проклятый Богом и рассеянный по всему свету, чтобы своим присутствием свидетельствовать об истинности христианства. По его мнению, вековой опыт показал, что где бы евреям ни предоставляли права гражданства, они либо «совращали души» христиан, либо начинали истреблять чужой народ. Предлагаемое им средство состояло в том, чтобы, позволив евреям оставаться в христианских странах, рассматривать их как «гостей», а не как граждан.
Хотя статья в «Ла Чивильта Каттолика», скорее всего, представляла личную позицию автора, а не официальную точку зрения иезуитского ордена, большинство читателей несомненно сделали вывод, что иезуиты Франции и Италии разделяют антисемитские взгляды. Однако обвинение штаб-квартиры иезуитов в Риме в политическом вмешательстве в дело Дрейфуса через отца дю Лака практически недоказуемо.
Многие французские католики в первой четверти нашего столетия отказывались признать невиновность Дрейфуса отчасти по политическим причинам. Новое поколение нередко получало информацию от авторов, которые не хотели сказать всей правды. Типичный пример такого рода мы находим у бенедиктинского историка христианства отца Бесса, который, излагая дело Дрейфуса, игнорирует факты, обнаружившиеся во время второго процесса и после него:
«Офицер был признан виновным в измене; он был евреем. Предательство было совершено так, что доказательств обвинения нельзя было представить широкой публике. Дело касалось важнейших национальных интересов. В подобном случае всякий здравомыслящий человек принимает решение суда с доверием и старается избежать ненужного шума… Но из-за того, что обвиненный был евреем, его легко было объявить жертвой государственной политики и антисемитизма. Деньги потекли рекой. Политики и профессора в Париже и в провинции начали крестовый поход за освобождение Дрейфуса. Остальное хорошо известно» (26, 199-200).
Такое вводящее в заблуждение краткое изложение, несомненно, помогало уничтожить в душах благочестивых читателей, молодых семинаристов, готовящихся стать священниками, всякую симпатию к народу Израиля и способствовало сохранению старинной ненависти.
В «Острове пингвинов» Анатоля Франса пародийно излагается «дело Дрейфуса». Монах Корнемюз в беседе с отцом Агариком (дю Лаком) отстаивает свое убеждение в виновности Пиро (Дрейфуса), апеллируя к «авторитету» в выражениях, похожих на те, которые через восемь лет использовал отец Бесс. Корнемюз объясняет, что был столь занят изготовлением своих ликеров, что у него не оставалось времени на чтение газет.
'Благочестивый Агарик взволнованно спросил: «Надеюсь, у вас нет сомнений относительно виновности Пиро?» «У меня не может быть никаких сомнений, дражайший Агарик, — отвечал монах, — это было бы против законов моей страны, которые должно уважать, коль скоро они не идут вразрез с законами Бога. Пиро виновен, поскольку его осудили. Сказать нечто большее за или против его виновности — значит поставить свой авторитет выше авторитета судей, и я не позволю себе подобного поступка. Да это было бы и бесполезно, так как Пиро уже осужден. Если он был осужден не потому, что был виновен, то он виновен, потому что был осужден; это одно и то же. Я верю в его вину, как всякий добропорядочный гражданин должен верить в это; и я буду верить в это, пока официальные судебные авторитеты велят мне верить… И, во всяком случае, я весьма доверяю генералу Греатоку (Мерсьеру), который, я полагаю, более умен, чем все те, кто нападает на него, хотя по его виду этого не скажешь».
Анатоль Франс эффективно боролся с антисемитизмом, высмеивая его проявления. «Остров пингвинов» был французским ответом «Еврейской Франции» — единственным видом ответа, которого эта книга заслуживала. Но большинство французских католиков, которые верили своим епископам больше, чем Анатолю Франсу, были убеждены в объективности Эдуарда Дрюмона и в виновности Дрейфуса.
Даже после полной реабилитации Дрейфуса в 1906 году те, кто утверждали, что он был осужден несправедливо, считались у многих церковников еретиками и врагами Франции. Характерное сочетание религии и политики выразилось в словах представителя Ватикана в Париже монсеньора Монтанини, который в июле 1906 года извещал Святейший престол о «духе зла», овладевшем некоторыми семинаристами. Они испытывают «благорасположение к Луази *27, Дрейфусу и разоружению» (196, 210). В 1906 году епископ Нанси заявил, что вера в невиновность Дрейфуса равносильна отступничеству. «К великой чести французских католиков нашего времени, — сказал он, — служит то, что среди тех, кто не отступился от веры, не было ни одного, кто одобрял бы предателей и не отвернулся бы с возмущением от хулителей армии». Епископ не объяснял, почему в это время столь многие католики одобряли Эстергази, который признался в предательстве и написал зачитанные на суде письма, в которых оскорблял Францию. Но Эстергази не был евреем, он был католиком, а в свое время даже служил в частях папских зуавов.
Лишь немногие французские католики даже сегодня одобряют поступок отца Леканюэ, признавшего свое заблуждение. Его убеждение в виновности Дрейфуса поколебалось после изучения судебных документов:
